Трагедия 22 июня. Блицкриг или измена? Правда Сталина - Арсен Мартиросян

Однако вследствие своей не перестающей поражать феноменально неисповедимыми и уникально крутыми зигзагами памяти Г. К. Жуков более чем «скромно сфокусировал» весь блеск заслуг М. А. Богданова непосредственно на собственной персоне.

«Незамысловатая» для четырежды Героя Советского Союза маршала «операция» по перефокусировке была проведена так, что это отразилось даже в названии приведенной Георгием Константиновичем в мемуарах схемы замысла той операции[454]. В этом легко убедиться воочию — фотокопия приводится ниже.

Решение командующего 1-й армейской группой при проведении наступательной операции в августе 1939 года (командующий — Жуков Г. К. — А. М.)

P. S. Не сочтите за обременительный труд удержать в памяти эту схему — вскоре пригодится..

Но как только применимую лишь в процессе уже реально идущей войны теорию «глубокой операции» без какого-либо изменения ее ярко выраженной наступательной сути, а, наоборот, резко усилив ее невесть откуда взявшимся чрезвычайно гипертрофированным приоритетом встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями (как силовыми «институтами» государств) и целесообразностью нанесения превентивного удара, Тухачевский перелицевал в якобы оборонительную концепцию пограничных сражений, то полученный в итоге гибрид обрел все свойства гремучей смеси, на которой 22 июня 1941 г. и подорвался весь Первый стратегический эшелон!

Чудовищно, но факт, что концептуально сей преступный умысел был оформлен и навязан Тухачевским РККА в виде этой самой концепции пограничных сражений во исполнение директивы Троцкого своим сторонникам в СССР о необходимости подготовки военного поражения Советского Союза в уже отчетливо маячившей на горизонте ближайшего будущего войне с гитлеровской Германией.

Именно в ситуации военного поражения, как предписывала его директива, и должен был осуществляться государственный переворот в СССР силами оппозиции — протроцкистски настроенных военных и гражданских лиц.

Как отмечалось выше, Троцкий еще в 1931 г. вслух мечтал о том, что вся свора его сторонников-бандитов сможет «почерпнуть смелости» для осуществления государственного переворота в ситуации войны и военного поражения.

Однако Лейба Давидович был не только мечтателем, но и весьма деятельным врагом России, хотя бы и Советской, и потому усиленно готовил и почву, и сторонников: как раз в начале 1934 г. в дополнение к другим, более ранним инструкуиям консолидации всех оппозиционных сил — он и дал эту директиву о разработке плана военного поражения[455].

…Но не следует пологать, что-де все это выдумки НКВД или того же Генерального прокурора СССР А. Я. Вышинского, озвученные на известных процессах 1936/37 — 38 гг.

Лубянка и тогда роспологала соответствующими документальными доказательствами, потому как еще осенью 1936 г. группой разведчиков-нелеголов во главе с Б. М. Афанасьевым были негласно изъяты и доставлены в Москву архивы Троцкого за период его пребывания в изгнании, ничиноя с 1929 г.[456] Более того, при рассекречивании в 1980 г. хранившихся в США архивов Троцкого были обнаружены документальные свидетельства проводившейся пресловутым «бесом мировой революции» откровенно подрывной деятельности против СССР…[457]

Естественно, что многим обязанный Троцкому Тухачевский немедленно ринулся исполнять директиву своего давнего патрона. Как и всегда было со всеми его «теориями» и «концепциями», он и на этот раз прибег к методу «творческого» плагиата — на базе еще в 1933 г. навязанной РККА на все случаи жизни теории «глубокой операции» до «соответствующей кондиции» были доведены еще в 1932 г. высказанные тогдашним начальником штаба РККА А. И. Егоровым (кстати, он действительно был единомышленников «стратега») идеи, что уже в мирное время должны быть созданы специальные группы вторжения, ксторые с началом войны развернут наступление на территорию противника для срыва его мобилизации, но прикрытия своей[458].

«Творческая заслуга» Тухачевского в данном случае в том, что он скрестил идеи Егорова с форматом якобы оборонительной доктрины, а по сути-то — с теорией «глубокой операции», сознательно переведенной в формат блицкрига (вот оно, влияние немчуры!), резко усилил значение флангового характера группировок вторжения, добавил невесть откуда взявшийся гипертрофированный приоритет встречного боя между двумя хорошо вооруженными армиями (отсюда-то и был вывод, что задачи вторжения необходимо возложить на весь Первый стратегический эшелон — чтоб масштабной была неминуемая катастрофа) и, сдобрив все это «стратегическое варево» идеей целесообразности нанесения превентивного удара как решающего фактора начальной стадии войны, явил миру концепцию пограничных сражений[459].

Явил именно тогда, когда под воздействием лично Гитлера, а произошла это также в начале 1934 г., германский генералитет полностью и окончательно воспринял стратегию блицкрига во всех ее элементах.

Поразительно, что из поля зрения многих исследователей едва ли не самым чудесным образом выпадает то обязательство, что концепция пограничных сражений Тухачевского являлась не чем иным, как абсолютной копией стратегии блицкрига, только в формате «контр-»!