Бенкендорф. Сиятельный жандарм - Юрий Щеглов

Бенкендорф, как только улучал минуту, звал к себе Магнуса Готфрида фон Фока и обсуждал проект. Фок был достаточно умен, чтобы отрицать допущенные им ошибки на посту директора Особой канцелярии Министерства внутренних дел.

— Если бы при покойном императоре мы шли в ногу с Австрией или Англией, прискорбного происшествия не случилось. Агенты необходимы, ваше превосходительство, во всех слоях общества. Причем агент должен быть человеком образованным и неглупым. Чего стоит агент в высшем офицерском сословии, не знающий, например, французского языка? Совершенно ничего не стоит. Или чего стоит агент, не обладающий светскими связями? Тоже совершенно ничего не стоит. Отсюда непременный вывод — необходима агентурная сеть квалифицированных и преданных делу людей, о чем не удавалось заикнуться при покойном императоре. Таким образом, кормились и финансировались только мятежники, получая деньги из военного ведомства, а слуги престола сидели на бобах. Парадокс!

— Шпионство в России испокон веку считалось занятием зазорным, — отвечал Фоку Бенкендорф, прекрасно понимая, с какими сложностями придется столкнуться.

Когда он велел флигель-адъютанту Дурново, который производил аресты в Петербурге и был послан императором в Малороссию, находиться с ним по этим делам в постоянном контакте, так тот такую скорчил рожу, будто Бенкендорф Бог весть что предложил.

— Шпионство, Александр Христофорович, к надзору и наблюдательному процессу отношения не имеет.

— Наблюдательная полиция — инструмент государства и общества, — парировал фон Фок. — Разумеется, в каждом деле есть и неприятные стороны. Доктора — уважаемые члены человеческого общества, однако им доводится иметь контакт с экскрементами, язвами и прочими малопривлекательными предметами. Тут уж ничего не поделаешь! Однако приличные субсидии избавят надзор от разложения и привьют ему устойчивые нравственные принципы. Возьмите недавние события. Как они открылись? Майборода — капитан, Шервуд — человек образованный, агент Витта, Бошняк — ученый-ботаник, ваш Грибоевский — библиотекарь и гуманист, покровитель инвалидов. Однако это разрозненная публика, вынужденная таить намерения и симпатии. Конечно, среди них есть разный народ, и быстро, развращающийся в том числе. Но что поделаешь! Такова человеческая натура. Надзор требует жертв, как и война! Во главе обязаны стоять люди порядочные. Яков Иванович де Санглен всем был хорош и надзор понимал, однако непомерное честолюбие и неразборчивость в средствах, нежелание вести правильную документацию и отсутствие средств его сгубили.

— Милый Фок! Ты прав, но веди будущее дело без де Санглена. Никакого старого шпионства! И государь против. Все свои соображения представь в докладной записке. И ищи людей! Новых, умных, деятельных. Никого из тех, кто служил при Шульгине, никого из конторы Чихачева.

— Так не бывает, ваше превосходительство! Не желторотых же младенцев брать?! Как без Фогеля обойтись? Без Фогеля сейчас никуда. Постепенность и преемственность здесь необходимы. Надзор есть форма существования государственного организма…

— Одна из форм, — поправил его Бенкендорф.

— Согласен. А форма существования есть результат развития.

— Может быть, ты и прав. Но мне желалось…

— Понятно, ваше превосходительство. И мне тоже хочется все устроить на иных началах.

Результатом дискуссий явилась докладная записка фон Фока, бывшего конногвардейца, ушедшего в отставку еще при Павле I и посвятившего себя полицейским заботам. Высшая наблюдательная полиция наконец обрела достойного руководителя. В записке фон Фока все четко обосновывалось и растолковывалось до мелочей. Похоже, что дело сдвинулось.

Между тем состоялось еще одно важнейшее событие. Тело покойного государя доставили в Чесменский дворец. Опять Петербург опутали ужасные слухи. Передавали из уст в уста, что злоумышленники в отместку за картечь на Сенатской сделали пороховые подкопы по всем главным улицам, где повезут тело императора Александра. В подвалы соборов они поклялись спрятать бочки и взорвать в подходящий момент. Даже в каждый флашкоут Троицкого моста будто бы заложили снаряды. В городе усилили патрули. Обыскали многие подвалы и проверили мостовые, но ничего так и не обнаружили. Вновь вынырнул слух о попе с козлиной бородой. Народ кинулся к Казанскому собору и долго ждал выхода. На увещевания полицейских никто не обращал внимания. Привезли пожарные трубы и стали поливать с четырех сторон любопытных. После этого площадь очистилась.

Фон Фок заявил Бенкендорфу:

— Уверяю вас, ваше превосходительство, что при деятельном и правильном надзоре ничего подобного просто не могло бы произойти. Сведения — вот корень вопроса.

Бенкендорф и сам понимал, что фон Фок прав, но жизнь более подкрепляла слова чиновника. От полицейской практики Бенкендорф пока был далек, да она и не очень-то увлекала. Хотелось, чтобы все устраивалось к лучшему и без особых столкновений.

— Снаряды в каждом флашкоуте Троицкого и пороховые подкопы по улицам — это пустяки. Но вот сведения о подложенной бомбе под крепостные ворота, намерение поднять на воздух два крепостных моста и разрушить взрывом Алексеевский равелин — указывают на направление мысли. В каждом обществе есть криминальные группы, стремящиеся прибегнуть к крайним мерам. Вот это и дело наблюдательной полиции. Располагали бы мы агентурой — узнали бы в момент источник слухов или, не дай Бог, открыли бы имена разбойников.

Бенкендорф доложил императору соображения фон Фока со своими комментариями.

— Я полагаю, ваше величество, что пора приступить к тщательной проработке проекта.

— Это и от тебя зависит, мой дорогой Бенкендорф, — ответил император. — Как только траурные церемонии окончатся, я готов вновь рассмотреть бумаги, в которых, надеюсь, ты учел замечания.

В Чесменском дворце гроб с телом простоял несколько дней. Один из сопровождающих погребальные дроги офицеров сообщил Бенкендорфу, как встречали тело государя по пути в Петербург. Бенкендорф подивился народной фантазии и еще раз убедился в справедливости речей фон Фока. Говорили, что тело государя почернело, что оно обезглавлено, что в закрытом гробу лежит вовсе не государь, а кто-то другой, государь же уплыл в лодке по Черному морю неведомо куда и что он жив. В корчмах Малороссии на ухо пересказывали, что государя намеренно лишили жизни, так как он обещал дать свободу крепостным, отделил Польшу от России и каждому желающему выдаст по шесть десятин пахотной земли.

Как только гроб подвезли к дворцу, новый император спустился с лошади, подошел к гробу и бросился на его крышку. Решено было везти в Казанский собор по особенному церемониалу. На первой неделе Великого поста и повезли, а на второй неделе — постановили доставить в Петропавловский собор. День выдался морозный, пасмурный, с ветром и снегом. Из Казанского до Петропавловки путь не близкий. Церемониал погребения заимствовал из Германии Петр Великий. Но там климат иной. Линейные унтер-офицеры гвардейских полков стояли навытяжку по пути следования. Мундиры в обтяжку, белые панталоны, на голове треуголки. Дистанция соблюдалась строго.