Там, за зорями - Оксана Хващевская

дней, занимаясь огородом, садом и домом, Злата постепенно успокоилась, перестала ежеминутно ждать встречи с ним и вздрагивать от стука в дверь.

Она по-прежнему не ездила в другой конец деревни и понятия не имела, здесь ли Виталя или уже уехал. У Маськов, которые иногда захаживали к ней, спросить она не решалась, боясь, как бы они не передали ему, вызвав тем самым его торжество. А сама она так ни разу и не увидела его машины, проехавшей мимо дома. Да, неизвестность заставляла ее напрягаться и нервничать, и ей не хватало рядом присутствия Блотского.

Они могли часами разговаривать по телефону, и каждый раз, отключаясь, девушка закрывала глаза, вызывая в памяти его образ, и понимала, как отчаянно скучает.

Дорош постучал в окно, когда девушка, расслабившись, уже перестала ждать и бояться этой встречи.

Поздние майские сумерки легли на землю, где-то в малиннике заливался соловей. Чарующие, сладкие ароматы зацветающего жасмина проникали в открытое окно, духота к ночи лишь усилилась, и, судя по далеким отблескам зарниц, там, за полями, над лесом, ночью, возможно, разразится первая гроза…

Злата сидела на диване в столовой с чашкой мятного чая, который обычно делала себе перед сном, и снова и снова прослушивала те песни, которые записала на диктофон, а теперь уже перебросила и в ноутбук. Разобрав слова, она набрала их в текстовом редакторе и теперь пыталась петь вместе ел старушками. Она отправила ребятам по электронной почте записанный материал и теперь ждала ответа. Самой Злате некоторые песни особенно нравились, и она бы с удовольствием их спела, тем более в новом современном сопровождении…

Все это настолько увлекло Полянскую и несколько отвлекло от того, чем год назад ей только и хотелось заниматься в Горновке. Копии рукописей ее романа еще в марте были отправлены в различные издательства столицы, и ни одно из них пока не дало о себе знать. Да и сама она за эти месяцы не написала ни строчки. Ее настолько поглотило то, чем занимался Блотский, ей так понравилось петь и выступать на сцене, что, будучи натурой увлекающейся, она с головой ушла в это новое и такое волнующее занятие. Нет, это не значило, что писательская деятельность отошла на второй план и стала для нее уже неинтересной, просто только начиная свой литературный путь, она была совершенно не уверена, а будет ли интересно хоть кому-то то, что она пишет? Издательства молчали. А успех на открытых площадках Минска окрылял и вдохновлял, подталкивая к новым свершениям и действиям. Но всерьез Злата все же не связывала с этим каких-то надежд на будущее, понимая, что ее карьера артистки еще более нереальна, чем писательницы.

Когда в окно негромко постучали, Злата вздрогнула и обернулась. Свет в столовой не горел, только из кухни на пол падала желтая полоска, да синее свечение экрана не давало темноте полностью поглотить комнату.

Девушка не могла видеть того, кто был за окном, но ее-то здесь отчетливо могли разглядеть. Отложив ноутбук в сторону, Полянская встала с дивана и отправилась открывать. По тому, как громко стучало в груди сердце, девушка почти не сомневалась, кто предстанет перед ней на крыльце.

Что ж, наверное, это все же должно было случиться. Лучше покончить с этим сейчас, перестать бояться и вздрагивать.

Злата зажгла на веранде свет и повернула ключ в замке. Она ступила на крыльцо и не сразу разглядела в глубине сада темный мужской силуэт. Закрыв за собой дверь, девушка прижалась к ней спиной, чувствуя слабость в коленках. Какую однако власть имел над ней Дорош! Ведь даже сейчас, по прошествии стольких недель, после всех унижений, которым он ее подверг, она стояла и дрожала, снова чувствуя свою слабость и уязвимость.

— Ты даже не спросила, кто стучит? Неужели после того, как Сашку посадили, ты стала так неосторожна и доверчива? — почти весело спросил он. — Мое скромное самомнение не позволяет мне поверить в то, что ты ждала меня!

Злата дернулась, как будто он ударил ее.

— Я предполагала, что ты можешь прийти но зная твое «скромное самолюбие», склонялась к мысли, что ты все же не опустишься до выяснения отношений, — прочистив горло, тихо заговорила она.

— Правильно предполагала. Я не собираюсь выяснять отношения, ты ж знаешь, золотая моя, я никогда этого не делал. К тому же я всегда знал, когда-нибудь все так и будет! Бабульки, небось, в восторге? Они ведь спали и видели тебя замужем за Блотским! — усмехнулся мужчина.

Его голос звучал весело, звонко и беспечно так как звучал всегда, и только в те редкие минуты, когда страсть туманила рассудок, он срывался на хрипотцу и нежность, неприкрытую нежность, заставляющую сердце девушки сжиматься от любви.

— Да, в деревне все рады за нас с Лешей, — медленно сказала она. «Господи, зачем он пришел?» — билось в сознании, но Дорош не спешил раскрывать причину своего визита.

— Вот и я решил зайти в гости и поздравить тебя со столь значимым событием! — он тихо рассмеялся и сделал шаг к крыльцу. — Что ж, мы так и будем стоять здесь? Не пригласишь войти?

Девушка отступила бы, если бы было куда, но за спиной была дверь, отступать было некуда, и постепенно смысл сказанного Виталей стал доходить до нее.

Так значит… Значит, он думает, ничего не изменилось? И все те недели, которые пролегли между ними, и сам факт ее нынешнего положения ничего для него не значит? Неужели для Витали действительно все так просто? А как же быть с той болью, которую он ей причинил? С обидами, простить которые она не могла? Чувствами, по сути так мало значащими для него, и моральными принципами, поступиться которыми Злата не могла? Неужто он думает, что она может так просто шагнуть сейчас в его объятия, изменив Лешке еще до свадьбы, а потом заверять его перед богом и людьми в своей вечной любви и верности? Господи, неужели он столь чудовищно циничен и бессердечен? А ведь было время, когда она верила ему и его любви.

— Нет! — сказала она, и голос ее прозвучал твердо и решительно.

Дрожь, сотрясающая тело, прошла. Руки больше не дрожали, коленки не подкашивались. Выпрямившись, она смело взглянула на него и увидела, как кривятся в усмешке его губы и поблескивают в темноте миндалевидные глаза. Ничто не отразилось на его лице. Ни эмоций, ни чувств. Она не увидела, как в карманах брюк сжались в кулаки его ладони. О, да, Дорош умел изображать хладнокровие и невозмутимость, заставляя поверить окружающих