Кладовая солнца. Повести, рассказы - Михаил Михайлович Пришвин

если говорит: «Это красиво!» – то он думает, что оно красиво для всех.

Точно такое же отношение между добром и любовью. Добром маскируются величайшие эгоисты, и теперь уже добрым намерениям никто не верит и говорит, что добрыми намерениями устлана дорога в ад.

Но любовью трудно маскироваться, потому что влюбленный искренно верит, что весь мир существует в любви. Это потому, что самое восприятие любви, как и красоты, общественно.

Итак, подумаем, каким путем воспитать нам детей в любви, дружбе и красоте.

Новая повесть

«Жень-шень» и «Кладовая солнца» сильны тем, что написаны единым духом. Вот и теперь надо взяться писать без отрыва, когда соберется в себе ощущение всего материала.

Здоровье

От холода все остановилось, и в особенности это заметно на липах: листья кучками вышли из почек и не расходятся. Но мне так хорошо теперь идти по лесной тропе! Мне кажется, все существа в природе остановились и обратили на меня внимание, и все, советуясь друг с другом, по-своему говорят:

– Подождем старика, пусть он нас догоняет!

Вот почему я всегда так хорошо себя чувствую в майские холода, весна в ожидании меня задерживается, позволяя мне поближе к ней подойти. Есть у меня для молодежи своя собственная мысль, и я знаю, не без пользы для себя они меня поджидают.

Мне хочется им сказать, что здоровье человека не в сердце, не в почках, не в корнях, не в листве или в спине. Конечно, слов нет, хорошо человеку, если у него все это тоже здорово, как у быков. Но самая суть чисто человеческого здоровья – это когда его неудержимо тянет сказать что-то хорошее другому человеку, как будто это даже закон: раз мне – то должно быть и всем хорошо!

Если поблизости нет человека, чтобы вместе порадоваться, то один пишет другому письмо или поет ему песенку. Так здоровый человек встречает весну, хотя пусть он на костылях или ему много лет и за молодым бежать он не может.

Это нужно понять молодым, что, при утрате чего-нибудь внешнего в человеческом здоровье, образуется внутри его какая-то замена, и часто замена эта ведет его к такому лучшему, что о старом он не горюет и молодым не завидует.

Так и в лесу в майские холода мне кажется, что молодежь мысль мою о человеческом здоровье понимает и все останавливается и поджидает меня, чтобы я об этом сказал.

Сознание

Напряженные живые почки, капли сверху из сучка. Нет у них сознания, но не можешь отогнать от себя мысль, что они нашему сознанию рады. А потом, если, скажем, человек дорог, то разве тут в сознании дело? Был бы дорогой человек, сохранил бы тепло свое, и тем дорожишь.

Так и тут: капал бы сок из березы, пытались бы певчие дрозды выпевать на заре какие-то слова – и довольно! Кажется, они нашему сознанию рады, а мы – еще больше: мы тут наедине с природой всю свою душу узнаём.

Счастье

Хорошо мне стало жить на старости лет – догонять некого, и за это браться не стоит: все равно не догонишь. И еще хорошо тем, что настоящему счастью моему больше никто не завидует и через это ничего не готовит против меня: кто станет завидовать старому?

А я не поменяюсь ни с кем молодым за его ночи.

Чувство утраты

С каждым может случиться, что жил с человеком, глядел на него и не видел. И когда он вдруг исчез, то тут-то и открылся в тебе внутренний взгляд на него, а сердце сжалось смертельной тоской.

Этого так много бывало на земле во все времена, что и тот иногда чувствует тоску, кто не испытал еще смертельной утраты, но в радости жизни своей вдруг остановится и подумает: а если я, радуясь, пропущу что-то и потом буду жалеть?

Смысл чтения

Книг в своей жизни я перечитал достаточно, и все-таки я был человеком малообразованным. Про себя я этим очень тяготился, и так было до тех пор, пока не встретился мне человек точно такой же, как и я, в отношении образования. Оказалось, это мучит меня никак не моя необразованность, а своеобразное восприятие знаний.

Надо быть очень наивным, чтобы книгу читать из строки в строку, или уж книга должна быть такая, чтобы в каждое слово автор входил целиком. Мы привыкли не читать книгу, а схватывать «смысл». Так можно пробегать и по целым дисциплинам знания, ничего не узнавая в частности, но схватывая как бы ландшафт дисциплины. Так в своих путешествиях я схватывал громадные ландшафты одним броском глаз.

Вот эту способность перебегать и скользить в пространствах природы и мысли я нашел тоже и у Л. Эта способность нечто совсем другое, чем образование: это какое-то самодействующее образование, исходящее не со стороны, а от себя. Но только это никак не «поверхностное», напротив, оно глубже просто образования.

«Пессимизм»

Боже мой! Как подумаешь сейчас, на верху своей жизни, о суетливой беготне молодежи за материалами для писания, как и сам, бывало, в молодости этим грешил, – как это смешно! Теперь я живу, и материалы стремятся ко мне, а у меня так мало сил, чтобы справляться с ними и ставить на всем имя своей личности.

Вот сейчас большой зеленый жук влетел в открытое окно и долго жужжал, летал под потолком, стукаясь, падая, поднимаясь. После долгих усилий он попал в открытое окно и выехал на волю, как в карете.

Я обрадовался его свободе, пусть не я, но хоть жук – и то хорошо! Но жук, сделав круг на воздухе, решительно и как будто сознательно въехал обратно в комнату, ударился об угол и покатился за диван. И там затих совершенно.

Почему он вернулся? Разве доберешься в жуке до причины? А по себе так понимаю: что, может быть, не так-то сладко жуку жить на свободе и за диваном ему вовсе не так уж плохо, как кажется. Другой раз напишешь, покажется – как хорошо на свободе! А напечатают – испугаешься. Ну, конечно, – и за диван.

Сила привычки

Нет другой такой силы, закрывающей нам глаза на добро человеческих достижений, как сила привычки. Вот отчего и радуются путешественники: в походе привычки отпадают, как листья от мороза, и голая веточка нашей души образует новую почку впрок до весны. Эта