Кладовая солнца. Повести, рассказы - Михаил Михайлович Пришвин

вместе поклевывали, как почесывали друг друга! Так это мило! А другой берет мелкокалиберку с телескопическим прицелом и с двухсот метров спускает с крыши раз за разом обоих и тоже наслаждается. Как же нам таким вместе радоваться? Но в молодости я и сам любил пулей стрелять воробьев. Сейчас же чуть-чуть опоздал и этой радости на себе не испытываю.

А разве не содрогаюсь я теперь, вспоминая свои детские охоты на птичек? Но я не нападаю на современных детей, заставая их на тех же самых жестокостях. Я стараюсь только ускорить их переход к лучшей, упорядоченной, осмысленной охоте.

Человек в природе

Это не природа у меня, – вернее, природа не в обычном понимании. Всякий человек с малолетства ищет в природе того, что определяет самого человека в мире природы, а именно независимость единственного (личность).

И когда человек действительно находит в природе дерево, птицу, собаку, живое личное существо, он создает о нем миф и утверждает тем самым человека в природе.

Этим путем я шел в своем писательстве, и мой метод такого изучения природы мои читатели поняли как любовь, как усилие человека сделать с природой то самое, что сделало его существом милосердным.

О первый ландыш! Из-под снега

Ты просишь солнечных лучей.

(Фет)

Из-под снега выходят подснежники, вот сейчас десятое апреля, их надо ждать, а первый ландыш, дай бог, явился бы через месяц.

Вот, может быть, я и останусь в поэзии, как географическая поправка к туманным мечтам романтиков. И это будет здорово в русском духе.

Листья опадают, но дерево живет

Вчера ездил в Иславское и, казалось, вел машину без малейшего напряжения и по сносной дороге. Однако, когда после двухчасовой прогулки с двумя передышками стал дома писать при лампе, засверкали в глазах огненные змейки. Я крепче надвинул абажур, писалось неплохо, по змейки лезли. Тогда я догадался пощупать пульс, и он был с точно такими же перебоями, как до болезни.

Ясно, что управление автомобилем пока мне вредно, и это надо оставить до будущего года. Возможно, что придется и совсем бросить машину и, может быть, даже охоту. И ничего! Займусь садом. Всему свое время: листики опадают, но дерево живет.

«Москва-река»

Я чувствую, что, кажется, уловил желанный мазок для своей лесной повести: совершенную, детскую простоту выражения радости жизни. Этого только я и добивался, этим находил читателя, но не всегда выходило верно (лучше всего это вышло в «Лесной капели», в охотничьих и детских рассказах).

Рассказ «Москва-река» отправлен в редакцию, и мне кажется, я написал его хорошо, то есть без всяких претензий, почти как простолюдин, хранящий неведомые себе самому в душе сокровища жизни.

И хорошо еще, что сам я себя слышу и вижу не больше как трясогузку, поющую на льдине в ледоход.

Народный рассказ

Это наши штатные нищие: лет уже тридцать они ходят только по нашей округе, побираются, ночуют. Деревень тридцать они обходят, знают дома, где им подают, где не подают.

Так вот было в прошлое лето, идет Дарья одна, разутая, раздетая, и плачет горько. «Чего ты плачешь?» – «Умер Максим», – ответила она. А наши ее утешать: «Не горюй, Дарья, тебя все знают, тебе и без Максима подадут». – «Милые мои, – ответила Дарья, – да разве я об этом плачу, о себе? Я о нем плачу, что его нет больше со мною. Бывало, сядем на лужку, возле ручья, щепочек наберем, котелок нальем, согреем воду. А Максим кусочки выложит из торбы, корочки себе, а мякиш мне.

А когда ночевать где-нибудь на печке, меня положит к стенке, чтобы не упала, а сам на край ляжет. А когда по деревне идем, меня пустит вперед, а сам с палкой сзади отгоняет собак и мальчишек-озорников. По миру ходим, а в душе рай».

Этот рассказ – пример живой русской души.

Маленькая Джаля

М. В. привезла маленькую Джалю, чудесного щенка английского сеттера, блюбельтон с рыжими лапками и носиком. Л. раскрыла младенцу свои материнские объятия, и первую ночь сучка спала у нее на постели и временами плакала об оставленных двух братьях. Ей теперь три с половиной месяца.

Вчера хозяин Жальки привез ее родословную, и, поговорив с ним, я почувствовал настоящую свободу, живущую в душе охотника. Так что никогда не надо мне от нее отвертываться: из охоты (свободы) вытекли все мои душевные слова.

Вагнер

В консерватории слушали Мравинского: Брамс, Первая симфония и Вагнер. Тридцать лет не слышанный «Тангейзер» открыл мне широкие горизонты жизни, и в то же время я, русский Михаил, был у себя: как будто это я сам и шел с пилигримами и бунтовал за радость жизни на горе Венеры.

Так что выходило ясно, как день: я недаром отдал юность свою Вагнеру.

Вечером будем Новый год встречать, ожидая лучшего. Так и вся Россия, – она учится ждать, и в этом содержится ее мудрость, надежда, вера, любовь. Это ожидание лучшего, накопляясь, разбивает границу, определяемую смертью.

Мы ожидаем в терпении, чтобы каждому из нас открылся бы большой простор для творчества жизни и, независимо от нас, всем явился бы ясный путь навсегда для мира во всем мире.

1950 год

Повесть моя зарастает, и я думаю, не больше ли всякой повести эти записи о жизни, как я их веду?

Пульс жизни

Не могу справиться с собой, когда, бывает, подкатывает под самое сердце радость ни с того ни с сего. Да ведь как подкатывает! Тут и воздуху радуешься, и что где-то невидимые птички веселые поют, и что из толчеи людской какие-то глаза показались.

И даже если и нет ничего и не к чему придраться моей радости из-под сердца, то радуешься просто тому, что живешь.

Там, в глубокой тишине, слышишь движение крови своей: пульс жизни. И когда это поймешь, вдруг спохватишься: погляди, рядом с тобой страдает твой друг!

И тогда бросишься искать путей: как бы эту радость жизни людям отдать.

Утверждение жизни

«Ты» – это значит, что я должен для тебя что-то сделать. «Ты» в отношении «Я» – это действие, это значит: я положу душу за друга. И еще это значит утверждение жизни здесь, на земле.

Вода

Наговорил столько лишнего, что после на улице стонал.