Живая душа - Владимир Максимов

– Ваня, – мягко пробует поправить его кто-то из третьекурсников (сейчас Иван у них), зная, что прихвастнуть тот любит. Да и у них самих за спиной уже не одна практика в тайге, – не может такого быть! Нам декан на лекции по морскому зверобойному промыслу совсем не то говорил, – подкреплённый авторитетным мнением, уже увереннее добавляет «салага». Однако Ваня смотрит на него весьма иронично.

Что для него декан факультета Свиридов! Он и с самим профессором Скалоном, основателем факультета, готов спорить до хрипоты о повадках зверей! Поэтому, выслушав «зелёного оппонента», Ваня снисходительно едва заметно улыбается краями губ. Его подобным аргументом не собьёшь! И, продолжая рассказ, с учётом замечания он так всё откатает, так всё повернёт, с таким вывертом всё разъяснит, как будто декан и подтверждает ещё его точку зрения. И встрявший в разговор уже чувствует себя дураком, ну, в лучшем случае, дурачком. Что, в конечном счете, одно и то же.

Оказывается, не знает он всех тонкостей учёта популяции северного морского котика на их лежбищах, а конкретно в данном случае – на Командорских островах, где нынешним летом Ваня как раз и побывал на практике…

– Ну, я пошёл, – довольный произведённым эффектом, произносит он и, встав с табурета, уже направляется к двери.

– А соль-то?! – спохватывается кто-то, протягивая Ване спичечный коробок с насыпанной туда солью.

– Ах да! – восклицает Ваня и после секундного раздумья беспечно машет рукой. – Как-нибудь в другой раз.

Но, почти дойдя до двери, возвращается и забирает со стола коробок. «Пригодится».

– Ванюша! – это уже не «мелочь пузатая» – младшекурсники: от первого до третьего, а одногодки Ванины осаживают неудержимый бег его фантазии. – Кончай трепаться! Не пройдёт росомаха, даже самая хитрющая, по проволоке, как канатоходец Тибул.

– Пожалуйста, не хотите – не буду дальше рассказывать. Умолкаю, – смиренно, с чувством оскорблённого, причем незаслуженно, достоинства отвечает Ваня.

Однокурсники начинают шикать на «умника», дескать, «ну чего ты лезешь со своими дурацкими замечаниями?!».

– Давай, дальше-то что там было? – просят его.

Ваня некоторое время, как растерявшийся вдруг на ярко освещённой арене клоун, совсем один, потому что в окружающей круг манежа темноте не видно лиц, какое-то время молчит, слегка раскачиваясь на табурете, и о чём-то напряжённо думает, видя, как все замерли в ожидании дальнейшего рассказа. И лишь выдержав паузу, снисходительно улыбнувшись, продолжает свою «невероятную историю», случившуюся с ним на одной из практик уже на севере Камчатки, в притундровой зоне, где даже самый маленький камчатский соболь, добытый им, был больше малорослой карелофинской лаечки Аси, постоянной верной подруги Вани в его неизмеримых по километрам странствиях.

– …Ох, и хитрющая же это была росомаха! – искренне восхищается он зверем. – Сколько она мне всяких каверз устраивала, – продолжает он. – Один раз даже Асю прямо из зимовья решила скрасть… А до лабаза по натянутой проволоке, – крепчает Ваня голосом, снова возвращаясь к недосказанному эпизоду, – легко, как по упавшей лесине ходила, лакомилась там моими припасами…

– Ванище! Не заливай! – не церемонясь прерывает Ваню кто-нибудь из пятикурсников, без пяти минут дипломированный специалист, в комнату которых Ваня забрёл «стрельнуть» кусочек сала. – Бреши, да знай меру! Что якуты – прирождённые охотники, дура тебя, что ли? Всю жизнь песца имают. А ты – «пришёл, увидел, наследил»! Придумал, видите ли, новый способ добычи…

– А вот и придумал! – не сдаётся Ваня. – Потому и больше всех местных песцов изловил.

– Кто его знает, может он и прав, – задумчиво произносит другой. – Попробовать стоит – затея интересная. Так как ты, говоришь, «по-особому» капканы-то расставлял?

– По розе ветров! – охотно делится своим секретом Ваня. – Преобладающие ветры там с материка – к Ледовитому океану, прямёхонько на север прут. Так? Так! – отвечает он сам себе. – Поэтому яранги у местных все «спиной» к материку стоят, входом на север, что, на первый взгляд, вроде бы не логично. Ну и я так же ярангу поставил – учёл, так сказать, их многовековой опыт. И вот однажды – денёк солнечный! Без всякой хмари выдался! Решил я от превосходства настроения выходной себе устроить да заодно и собачку свою мяском побаловать, а то небось рыба-то мороженая каждый день ей надоела. Заодно и себе кашки рисовой наметил сварить – что-то вдруг так захотелось. Разжег в яранге костерок. В двух котелках готовлю. Собаке – косточки с мясом, себе – кашу. Смотря как дым вверху, в дыре исчезнет, благодушествую. Даже входной полог чуть откинул. Тепло, да и тундрой белой полюбоваться можно. Снег искрит! Температура градусов десять мороза – не больше. Красота!.. А когда пошёл после «выходного» капканы проверять – они почти все пустые, а следов песцовых больше всего понатоптано прямёхонько по линии: от вдоха моей яранги и дальше в тундру. Причём чем ближе к жилью, тем следов больше! «Ага, – думаю, – это они, значит, запах варящихся костей учуяли! Полог-то приоткрыт был. Вот и носились туда-сюда, принюхивались. Я капканы по этой линии прямёхонько и выставил в следующий раз. И хотя морозяка заворачивал, снова полог чуть отвернул и супец с мясом, хоть и надоело оно до чёртиков, начал себе варганить… Так вот и надёргал этих собачек тундровых за сезон больше всех. Однако секрета своего местным не открывал, а то поизведут всю живность в тундре, – весело заканчивает Ваня и «возвращается» из тундры в общагу, к делам насущным. – Так сальца дадите, нет ли? Стипендия на этот раз что-то уж больно быстро кончилась. А у меня одна картоха. Друзья интернатские привезли. Я их жёнам по песцу подарил… – Ивану теперь уже хотелось рассказать всем о своей жизни. Ему казалось, что тема «Жизнь человеческая» не менее интересна, чем всевозможные приключения в тайге. Поэтому, забыв уже о своём вопросе, он продолжил: – Они теперь, два кореша моих наилучших, в деревне живут – картоха у них своя. Обещали ещё привезти. Так что, если надо – заходите, одалживайтесь. Поделюсь. И косточки, если есть, не выбрасывайте. Аська моя их шибко любит… Комендантша общаги, правда, в какой уж раз, меня грозится из-за неё из общаги «турнуть». А куда ж она меня выкинет? Я ведь не мешок пустой из-под картошки. А кроме общаги жить мне больше негде – родных у меня в городе нет. Да и Асю, кормилицу свою таёжную, куда я дену? В чужие руки – не отдам. Да она уж и привыкла под кроватью жить, партизанка этакая… Комендантшу, как и та её, не любит – чувствует, видно, негативное к себе отношение с её стороны. Как увидит «хозяйку Подаптечной» – рычать начинает. Злобу кажет, которой у неё почти нет, – улыбаясь заканчивает он, довольно потирая руки, оттого, что кусок сала отрезается ему изрядный. Дня на два, на три даже, – если аккуратно есть, – хватит. И Асе кость из супца, не до конца обглоданная студиозами, – тоже перепадает.

– Это гонорар тебе, – улыбаются пятикурсники, передавая дары Ване. – Чё ещё сбрехать захочешь – приходи, – не теряют они всё же своего достоинства… – А к «малышне» чё так редко нос кажешь, – спрашивают они Ваню. Чувствуется, что им неохота, чтоб он уходил. – У них-то, особенно у первокурсников, всегда есть чем разжиться.