Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Б. Улам

18 февраля на заседании ЦК Ленину удалось настоять на принятии его предложения: немедленно послать германскому правительству телеграмму о согласии подписать мир.[327]

Но было уже слишком поздно. Враг не спешил отвечать на просьбу о возобновлении переговоров. Немецкие армии продолжали наступление.

Формула «ни мира, ни войны» внезапно приобрела жуткое значение. В сложившейся ситуации продолжение войны привело бы советскую власть к гибели. Единственным оставшимся оружием Ленина было ораторское искусство. его хватило, чтобы остановить деморализованные войска Корнилова и Краснова, но поможет ли оно спасти Петроград от вымуштрованных немцев?

21 февраля Совнарком опубликовал манифест с призывом к русскому народу. Это был предвестник призыва «Социалистическое Отечество в опасности», с которым Сталин обратился к народу в страшные дни 1941 года. Не революция, не правительство, а Отечество.

«Чтобы спасти нашу страну… от новых страданий… мы объявили немцам о нашем решении подписать их условия мира… но до сих пор нет ответа… Германское правительство… очевидно, не хочет мира… Выполняя приказ капиталистов всех стран, германский милитаризм хочет задушить русских и украинских рабочих и крестьян, вернуть землю помещикам, фабрики банкирам, власть монархии…»

Бессвязная, путаная речь («задушить рабочих… вернуть фабрики банкирам»). Правительство объявило и о своей готовности подписать мир с немцами, и стремлении немцев свергнуть большевиков. Манифест призывал к национальному единству, и тут же шла оговорка относительно формирования отрядов для рытья траншей. «В эти отряды должна входить вся трудоспособная буржуазия, мужчины и женщины… Оказавшие сопротивление будут расстреливаться на месте». Призывы выводить из строя железнодорожное оборудование, расстреливать немецких агентов в данных обстоятельствах только усиливали хаос и панику. К примеру, кто относится к «контрреволюционным элементам»? (Их тоже надо было расстреливать на месте.) Те, кто за мир, или те, кто против?[328]

Спасут ли Петроград вырытые вокруг траншеи? Объединится ли Красная гвардия с горожанами из трудовых батальонов? Манифест выдает замешательство и панику, охватившую большевиков.

Ленина, по воспоминаниям Троцкого, устраивал тон манифеста, особенно призыв к национальным чувствам.

Однако вряд ли все было так, как представляет Троцкий. Якобы Ленин рассматривал возможность установления большевистского режима до Урала; задавался вопросом, смогут ли Бухарин и Свердлов, если его и Троцкого убьют, занять их места и т. п. Но даже человек, обладающий ленинским упрямством и оптимизмом, должен был понимать, что пока большевистский режим не может существовать без своих твердынь, Москвы и Петрограда. Это был тот момент, когда Ленин почти разуверился в способностях Бухарина.

То, что Владимир Ильич, как никто другой, понимал безнадежность ситуации, объясняет его готовность сотрудничать с западными союзниками, несмотря на то что, с его точки зрения, возможная победа Англии и Франции представляла большую опасность для дела революции, чем победа Германии.[329]

За эти несколько страшных дней ему по крайней мере удалось обдумать предложения союзников в части оказания помощи России, если она остается в войне.

На заседании 22 февраля (теперь заседания проходили почти ежедневно) предложения Ленина вызвали негодование. Позиция Бухарина как нельзя лучше иллюстрировала умонастроения большевистских лидеров. Он был готов начать революционную войну с врагом, но был категорически против того, чтобы обращаться за помощью к Франции и Англии. Империалисты, если обратиться к ним за помощью, превратят Россию в англофранцузскую колонию. Кто-то из членов ЦК проницательно, но несколько преждевременно воскликнул: «Захватывая власть, мы забыли о мировой революции». А в это время германские армии, не встречая никакого сопротивления, продолжали наступать. Чтобы унять негодование товарищей, Ленин взял правильный тон, сказав: «Пожалуйста, добавьте мой голос к тем, кто за то, чтобы получить продовольствие и оружие от англо-французских империалистических грабителей». Таким образом, он сформулировал начальный принцип советской внешней политики.

Не слишком умный француз Жак Садуль, которому буквально в тот же день Троцкий объявил, что большевики снизошли до того, чтобы принять помощь от союзников, пришел в неописуемый восторг. «Прекрасный день. Я рад, очень рад… – писал он в дневнике, составленном в форме писем французскому покровителю и другу-социалисту Альберту Тома. – Франция никогда не узнает, чем обязана мне… Я почти целый день провел с Троцким…»[330]

Россия остается в войне. Она хочет, чтобы французские военные специалисты помогли ей с реорганизацией армии. И Садуль по-идиотски заключает: «В любом случае она понимает, что мы всерьез, искренно на их стороне. Большевики придут в себя и вернутся в войну». Садуль был одним из величайших оптимистов: как могла группа военных специалистов реорганизовать армию, которой не существовало? Спустя несколько месяцев большевики приступят к организации Красной армии, но на тот момент заявления Садуля можно было отнести только к области фантазии.

23 февраля немцы прислали ответ: русским давалось сорок восемь часов, чтобы подтвердить согласие; переговоры будут длиться только три дня. К немецкому ультиматуму Ленин добавил собственный: или ЦК соглашается на условия Германии, или он выходит из правительства и из ЦК. «Политика революционной фразы закончилась». В этот день Ленин был как никогда близок к разрыву с соратниками. Один из членов ЦК, его терпение лопнуло, открыто предложил Ленину уйти в отставку. «Мы придем к власти без Ленина». Свердлов и Сталин решительно поддерживали Ленина. Сталин, как обычно, грубо и решительно выразил то, о чем думал Ленин: «Если Петроград сдастся, это будет не просто капитуляция, а гибель революции. Или получить передышку (подписав мир), или уничтожить революцию. Других вариантов нет».[331]

За немедленное принятие германских условий проголосовало семь человек, четверо были против, четверо воздержались. Опять инакомыслящие во главе с Бухариным предали партию и ушли со своих постов. Ленин был вынужден попросить их остаться на занимаемых должностях. Он попытался успокоить их, пообещав, что, подчинившись германскому ультиматуму, они продолжат подготовку к оборонительной войне. Он готов принять любые германские условия, но никогда не согласится на утрату советской власти.