Большевики. Причины и последствия переворота 1917 года - Адам Б. Улам

Весной 1918 года мало кто в России задумывался над тем, почему столицей стала Москва. Два века назад Петр Великий оставил древний город, который напоминал ему о полуазитском прошлом и отживших обычаях страны, и сделал столицей вновь построенный город, который должен был стать для России окном в Европу, символом и красноречивым доказательством нового европейского уклада жизни, столь деспотично насаждаемого Петром. Теперь, в 1918 году, группа революционеров вернулась в глубины России, в старую столицу великих князей и царей Московии. Немногие могли увидеть в этом переезде предзнаменование, понять, каким значимым в мировом масштабе станет российский коммунизм, как в свое время станут почитать приводивших подданных в трепет Ивана III, великого князя «всея Руси», и Ивана Грозного, «объединителей земли Русской», тоже правивших Россией из Кремля и завещавших дело сыну грузинского сапожника. В 1918 году вряд ли кто мог представить, что коммунистическое движение, высшие посты в котором занимали евреи, поляки и латыши, станет крайне националистическим, что точно так же, как патриархи православной церкви метали громы и молнии в адрес инородцев, так московские коммунисты, начиная с наследников Маркса и Ленина, будут издавать указы и предавать анафеме «беспочвенных космополитов», «новаторов» и «подражателей гнилому Западу».

Но людям, которые должны были сосредоточить все внимание на сиюминутных проблемах, было не до проведения исторических аналогий. Поражение в войне с Германией, начавшаяся на юге Гражданская война, голод и разруха, потеря плодородных земель и промышленных районов – вот что занимало умы новых правителей России. Правительство в полном смысле слова ускользнуло из Петрограда, опасаясь, что Союз железнодорожников, не слишком симпатизирующий большевикам, воспрепятствует отъезду или немцы отправят несколько батальонов, чтобы захватить спасающихся бегством комиссаров. Московский Совет известили о прибытии правительства Российской Федеративной Республики во главе с Владимиром Ильичем Ульяновым-Лениным с ближайшей от Москвы станции.[338]

В Москве никто не встречал Ленина с почетным караулом. Вообще не было никакой официальной встречи. Прибывшие были потрясены, узнав, что московские большевики создали собственное «правительство», Московский Совет народных комиссаров, возглавляемый левым коммунистом М. Покровским. Ленин вскоре положил конец этому, как он сказал, «полному идиотизму».

Для начала следовало решить самую что ни на есть прозаическую задачу: найти подходящее место для работы и жизни правительства. Председатель Совета народных комиссаров некоторое время жил в гостинице, а затем переехал в Кремль. Обнесенное стеной древнее пристанище царей должно было превратиться в огромный большевистский «муравейник». Кремль находился в плачевном состоянии. его некогда роскошные покои превратились в грязные, не годившиеся для работы и жизни помещения. Но выбирать не приходилось, да и вряд ли можно было найти более удобное и престижное место. В те неспокойные дни у Кремля было одно неоспоримое преимущество – это была крепость. Не сегодня, так завтра анархисты или левые эсеры могли поднять восстание, и, как в былые времена, новые цари в ожидании помощи могли прятаться за толстыми стенами.

Доподлинно известно, какая борьба разгорелась среди комиссаров за кабинеты и квартиры. Личный помощник Сталина вспоминал, как его начальник, недовольный домом, отведенным для Комиссариата по делам национальностей, по собственной инициативе занял дом, предназначенный Государственному экономическому совету. В сопровождении прихвостней будущий диктатор сорвал вывеску «Совет» и поселился в бывшей резиденции богатого купца. Помощник Сталина нанял за два рубля в день несколько латышских стрелков для охраны захваченного здания от членов экономического Совета (латышские стрелки якобы были элитной большевистской гвардией, и остается только удивляться, как они справлялись со своей прямой обязанностью, если занимались «частной» деятельностью). Однако «экономистам» удалось заставить «захватчиков» покинуть дом, объявив, что советское руководство должно использовать более цивилизованные способы.[339]

Ленин с Крупской занимали довольно скромную пятикомнатную квартиру с одной спальней, что в те тяжелые времена считалось нормой для государственного функционера. К концу жизни Ленин всячески противился идеям о переезде в более просторную квартиру или капитальном ремонте той, которую занимал. (Ремонт приходилось делать украдкой, пока Ленин находился на отдыхе.) Он категорически отказывался от дорогих ковров и мебели, хранящихся в кладовых Кремля. Некоторые большевистские руководители уже начинали пользоваться преимуществами своего положения, но Ленин жил очень скромно, так, как когда-то в эмиграции. Посылки с продовольствием, которые он получал от своих горячих сторонников, беспокоящихся о здоровье вождя, Ленин часто приказывал отправить в госпитали или детские учреждения; в стране был голод, и Владимир Ильич не мог позволить себе принимать помощь. Таким вот образом жил в бывшей царской резиденции новый руководитель России, под охраной латышских стрелков и под присмотром ВЧК, возглавляемой поляком.

В Москве начинается тот период в жизни Ленина, который уже можно смело назвать диктаторским. его победа в решении брестской проблемы, хотя и после многомесячной борьбы, способствовала сохранению советской власти. Воспользовавшись предоставленной передышкой, Республика Советов окрепла и вполне могла сопротивляться разрушительной силе Гражданской войны. За первые три месяца 1918 года положение Ленина в партии настолько упрочилось, что теперь никто не посмел бы сказать, что «мы можем прийти к власти без Ленина». Он наталкивался на сопротивление, временами очень сильное, но, независимо от раздававшихся голосов протеста, его слово практически всегда оставалось решающим. Никто уже не осмеливался так активно добиваться руководящего места, как это делал Бухарин в период мирных переговоров в Брест-Литовске. Троцкому, несмотря на то что вскоре он был назначен наркомом по военным делам, так никогда и не удалось полностью восстановить свою репутацию в партийных кругах: слишком сильны были воспоминания о его интригах в качестве наркома по иностранным делам. Остальные ждали своего часа и решились заняться интриганством только тогда, когда вождь уже был недееспособен. Ленин единственный среди большевиков стал при жизни настоящим национальным героем; простые люди шли к нему со своими просьбами и ходатайствами, так или иначе отделяя его от «тех», правительства и вездесущих комиссаров, как прежде крестьяне проводили различие между царем и его прислужниками и полицейскими чиновниками. Этот неизбежный культ личности был абсолютно немарксистским, и Ленин решительно боролся с его внешними проявлениями, лестью, подарками и тому подобным. Ленин, в отличие от Наполеона и Гитлера, никогда не верил в собственную непогрешимость. Но подобно другим диктаторам он все более скептически относился к способностям ближайших соратников, становился все более нетерпим к их человеческим слабостям и политическим амбициям. Эта черта характера не приняла таких болезненных форм, как у Сталина, но в результате Ленин утратил то, что составляло основную движущую силу русской революции: энтузиазм и чувство товарищества, присущие молодым радикалам. Вместе с разочарованием в товарищах наступило разочарование в людях вообще. «Человек с ружьем» стал отождествляться с хулиганом, пролетарские массы – с толпами бездельников, которых надо заставлять работать на государство. Он никогда не терял веры в достоинства и чистоту «истинных пролетариев», но, вероятно, эти размышления омрачили триумфальные годы его правления. Первостепенная задача, стоявшая перед Лениным и его правительством, заключалась в том, чтобы за время предоставленной благодаря заключению мира передышки восстановить власть, о которой Россия забыла с Февральской революции 1917 года. Социализм нельзя было построить в стране беззащитной перед внешним и внутренним врагом. Требовалось создать те институты, которые, как наивно полагали социалисты, никогда не потребуются русскому народу: армию и полицию.