Песнь Бернадетте. Черная месса - Франц Верфель

свое время, то есть через несколько часов после смерти, искусно набальзамировали и теперь хотят обычную мумию выдать за святые нетленные мощи небесной избранницы. «Адвокат дьявола» тоже прибег к этому аргументу. По его требованию через семнадцать лет после первой комиссии была создана вторая, склеп вновь вскрыт, и неизменившееся тело вновь подвергнуто осмотру. Ни единого признака, подтверждающего то подозрение, не было обнаружено. Это произошло в 1925 году. «Противная сторона» сняла свои возражения. Бернадетту объявили блаженной праведницей.

Прошло еще целых восемь лет, и теперь в глубине апсиды, под «Славой» Бернини, адвокат Бернадетты, успешно доведший процесс до конца по всем инстанциям, смиренно просит Великого Понтифика, чтобы тот причислил Бернадетту к лику святых. Папа отвечает не сам, а через своего доверенного, монсеньора Баччи, сидящего на скамеечке у его ног, полуобернувшись к Пию. Баччи объявляет, что его святейшество всем сердцем одобряет канонизацию Бернадетты. Но, прежде чем произойдет это торжественное событие, необходимо еще раз обратиться за советом к Божественному Свету. Преклонив колена, все собравшиеся поют литанию святых. Потом папа дает знак перейти к пению «Veni Creator Spiritus», и голоса священников и мальчиков из Сикстинской капеллы плывут под сводами огромного нефа. После гимна адвокат Бернадетты еще раз повторяет свою просьбу. Монсеньор Баччи поднимается со скамеечки, преклоняет колена перед его святейшеством и вытягивает перед собой руки со словами:

– Встань, святой Петр, живой в своем преемнике, и говори! – И, обернувшись к толпе, заполнившей собор, громко возвещает: – Благоговейно слушайте непогрешимое пророчество святого Петра!

Перед Папой поставили микрофон. Усиленный динамиками по всему периметру собора, звучный голос Пия XI проникает во все уголки собора Святого Петра.

– Мы решаем и объявляем, что покойная Бернадетта Субиру – святая праведница. Мы причисляем ее к лику святых. Мы постановляем, что память этой святой будет ежегодно отмечаться церковным праздником Святой Девы шестнадцатого апреля, в день ее вознесения на Небо!

Это – официальная формула. Едва она произнесена, тысячеголосый хор возносит под своды собора молитву «Те Deum», поддержанную серебряными звуками труб и басовыми раскатами огромных колоколов. В эту сумятицу звуков вплетается колокольный звон трехсот церквей Рима и бесчисленного множества других колоколов по всей земле, возвещая вечную славу маленькой девочки Бернадетты Субиру с улочки Пти-Фоссе. Одиннадцать часов утра. Папа приступает к главной мессе. Он служит ее на латыни и греческом, дабы подчеркнуть всеохватную универсальность Церкви и этого дня. После Евангелия он читает проповедь. И вновь его звучный бархатный баритон льется из всех динамиков зала. Святых, говорит он, можно сравнить с телескопами астрономов. Благодаря им мы видим звезды, которые простым глазом увидеть нельзя. А благодаря святым мы учимся яснее видеть вечные истины, которые повседневная жизнь скрывает от наших слабых глаз. Папа превозносит душевную чистоту Бернадетты, ее наивность и беззаветное мужество, с каким она защищала истинность своих видений от целого сонма скептиков, насмешников и ненавистников. Не только в благословенных чудесах Лурда, но во всей жизни новоявленной святой заключено неисчерпаемо богатое смыслом послание к людям. Пий говорит и о зловещих голосах, которые слышала Бернадетта во время своих видений. Голоса эти с той поры неисчислимо умножились. Мир полнится ими, и значительная часть человечества подпала под власть зла. Лихорадка бредовых лжеучений грозит ввергнуть человечество в кровавое безумие. И в этой тяжкой борьбе за окончательную победу Добра над Злом не только Лурд стоит как скала, но и сама жизнь Бернадетты Субиру продолжает освещать людям путь в грядущее.

От всего этого круговорота слов, музыки, огней и красок голова старичка Бугугорта начинает предательски клониться набок. Услужливый сосед уже перевел ему проповедь папы. А праздник все никак не кончается. Кардинал Верде впервые запевает молитву святой Бернадетте. Вероятно, уже двенадцать часов. Но лишь после часу дня стиснутый густой толпой Бугугорт наконец-то выбирается на воздух.

Площадь перед собором запружена народом так, что Бугугорт потерял в толпе своего гида. И, безвольно отдавшись общему потоку, очутился в одной из боковых улочек. Солнце, несмотря на декабрь, ярко светит с безоблачного неба. Старик не только обессилел, но еще и страдает от голода и жажды. И вдруг он оказывается в маленькой траттории, выставившей по случаю хорошей погоды столы прямо на тротуар. Он съедает большую тарелку макарон, запивая их лиловатым вином из Кампаньи. После еды настроение у него поднимается. Он сидит и с удовольствием наблюдает текущие мимо людские толпы.

«Гляди-ка, – говорит сам себе Бугугорт, – а ведь этот господин, что сидел рядом, был прав! Карьера Бернадетты и впрямь лучше всех прочих! И ведь она носила меня на руках. Я был рядом с ней в те дни. И ясно помню, какая нищета была у них в кашо. Зато теперь Бернадетта – важная шишка на Небе, и папа с кардиналами обращаются к ней с просьбами. А раз я в кашо был с ней рядом, может, я и на Небе окажусь подле нее, если только под конец не согрешу ненароком…»

Старик, жмурясь, глядит вверх на просторное ясное небо Рима. Он убежден, что именно там, в небе над Римом, плотными рядами восседают в вечном блаженстве все признанные Церковью святые. В конце концов, там им самое место. Может, Бернадетта как раз в эту минуту глядит сверху и видит, как он сидит на ласковом солнышке, один-одинешенек среди веселой толпы, здоровый и крепкий в свои семьдесят семь лет. И тут на Бугугорта находит желание немедленно пообщаться с Бернадеттой. И он делает то, к чему привык с детства: пальцы его нащупывают в кармане четки. Правда, молиться полагается не на улице, а в храме. Но разве весь этот Рим – не один сплошной храм? И садовник из По мысленно обращается не к скорбному, не к радостному, а к славному кругу розария, который должен настроить души людей на победу, на славу, на вознесение на Небо. Губы его шепчут одно «Ave» за другим, а сам он храбро борется с усталостью. Его все еще улыбающиеся глазки наблюдают за жизнью на улице. Мимо несутся потоки машин. Продавец мороженого звоночком созывает уличных мальчишек и служанок. Из боковых переулков доносятся заунывные голоса торговцев, предлагающих купить апельсины, фенхель и лук. Под небом Рима, где собрались все святые, чтобы поздравить новую святую, с грохотом проносится военный самолет.

После сороковой молитвы веки улыбчивых глазок тяжелеют, а на пятидесятом «Ave» «ребенок Бугугорт» засыпает. Но душа его ликует и во сне.

1941

Повести и рассказы

Сон о старике

Озабочен