Охота на изюбря - Юлия Латынина

Черяга шевельнулся.

– А теперь, Александр Спиридоныч, – с подчеркнутой вежливостью сказал он, – когда мы удовлетворили ваше любопытство, не соизволите ли вы ответить на кое-какие вопросы. Меня всегда ужасно занимало – почему все-таки грохнули Колю Заславского? Ведь, насколько я понимаю, он должен был улететь в Швейцарию и там зажить в довольстве и неизвестности.

– Ну да, – фыркнул Лось, – а четыре лимона?

– С распиленного кредита?

– Да.

– А разве вы ничего от кредита не получили?

– Я так понимаю, – сказал Лось, – что мою долю Лучков получил и зажал. На халяве решил проехать. Не, ну ты сам посуди – у фраера в кошельке четыре лимона, а фраер бесхозный. Он же все равно их украл!

– За что я люблю российский криминалитет, – улыбаясь, сказал Черяга, – так это за обостренное чувство справедливости. Чуткая душа не позволяет им, если кто свистнул чужие бабки, оставить этого гада безнаказанным…

Черяга потянулся, с хрустом расправляя кости.

– Ладно, Вова, забирай своего кадра. Уже первый час. Славке вредно так поздно ложиться.

Скверная ангина, прицепившаяся, как хвост «наружки», к шефу службы безопасности «Ивеко» Иннокентию Лучкову, не отпускала его вот уже седьмой день. Она все время лезла наружу болью в горле и высокой температурой, Лучков сморкался, кашлял, и на работе беспрестанно пил горячее молоко с медом.

Из-за поганой ангины Лучков проснулся в полвосьмого утра, на полтора часа позднее обычного, и было это пробуждение скверным: в дверь спальни постучался охранник и доложил, что у ворот дома стоит «Мерс», а в «Мерсе» сидит человек, который хочет немедленно говорить с Лучковым, и зовут этого человека Денис Черяга.

Лучков мгновенно понял, что влетел. Точнее, сначала он подумал, что сейчас еще пять утра, и он еще спит, и видит гнуснейший сон, а, проснувшись, включит телевизор и услышит в выпуске новостей известия о кровавой трагедии, разыгравшейся ночью в Ахтарске. Дикторша скажет что-нибудь такое душещипательное, а потом в кадр просунется мордастая рожа министра внутренних дел, большого приятеля Арбатова, и заверит, что на раскрытие преступления брошены лучшие силы и что преступники будут непременно найдены.

Но очень быстро, несмотря на высокую температуру, Лучков сообразил, что это не сон, а явь, и что если новости о произошедшем прошлой ночью в Ахтарске объявятся на телевидении, то выглядеть они будут совсем по-другому.

Было ясно, что банк влип, вот только неясно, по шею или по уши.

Когда слегка небритый и, видимо, не доспавший Черяга вошел в гостиную, у Лучкова еще шевельнулась слабая надежда: а вдруг акция была отложена (дата исполнения строго не фиксировалась) и то, что Черяга утром оказался в Москве, – это просто дикое совпадение? Но тут же надежда утопла сама собой, потому что было ясно, что в полвосьмого Черяга мог оказаться в Москве, только прилетев на личном самолете Извольского, и с какой бы он радости ломанулся в Москву ни свет ни заря?

Противу ожиданий, Черяга очень добросердечно поздоровался с Лучковым, а потом спросил:

– У вас видак есть?

Видеомагнитофон в гостиной, разумеется, был, и Черяга вытащил из дипломата кассету и вставил ее в видак.

– Хочу вам продемонстрировать один фильм, – сказал Черяга.

На экране возникло изображение человека в джинсах и черной водолазке, пробирающегося по коридору богатого загородного дома. Человек повернул голову, и Лучков узнал Лося. На мгновение Лучкову показалось, что он просто смотрит репортаж, зафиксированный глупыми камерами пост-фактум, и он оцепенел от ужаса, когда на глазах видеокамер Лось поднял «беретту» и бесшумно выстрелил в головы спящих людей. Но тут же очарование рассеялось: Лось кинулся к постели, разворошил манекены, заметался волком по комнате, а потом послушно лег на пол, подчиняясь командам.

– И почему вы показываете это мне? – хладнокровно спросил Лучков.

Еще не все было потеряно. Шура Лось ничего говорить не будет, нет у него такой привычки – болтать почем зря, да и пришить Лосю нельзя ничего: в уголовном кодексе нет статьи за расстрел манекенов. Если они сгребли Калягина – это полный звиздец, но ввиду масштабности дело наверняка поручат Генеральной прокуратуре, Калягина заберут в Москву, а в Москве он либо переменит показания, либо сгинет. Ему выгодно переменить показания, потому что иначе на нем висит Витя Камаз…

– Так при чем здесь я? – повторил Лучков.

– Видите ли, – сказал Черяга, – это не единственная пленка, которая у нас есть. Мне очень жаль, что здесь нет Славки, потому что я был простым исполнителем, ну да тем не менее… Понимаете, как только случилась эта недостача с акциями, с самого начала было ясно, что в данной российской реальности любые легальные методы защиты от поглощения не дают стопроцентной гарантии. Условно говоря, это как с банкротством: ты можешь быть основным кредитором завода и подать иск, а арбитражный суд возьмет и назначит не того управляющего, который назван в иске, а совсем другого. И даже те методы, которые давали стопроцентную гарантию, – например, эмиссия, – влекли за собой чудовищные трансакционные издержки. То есть эта эмиссия полностью законна, но трепать нервы с ее утверждением нам могут три месяца, и еще столько же апеллировать во всяких разных судах. То есть получалось, что легальные и экономические методы защиты не действенны, а к внеэкономическим методам как-то прибегать не хотелось. Даже учитывая тот факт, что единственным источником проблем комбината был Александр Арбатов. Не правда ли?

Вошла приходящая домработница, поставила на стол кружку с дымящимся молоком, поверх которого плавали разводы меда. Лучков терпеть не мог молоко и терпеть не мог мед, но его жена, врач-терапевт, велела ему пить молоко с медом, и Лучков вот уже неделю покорно хлебал это пойло.

Денис подождал, пока шеф безопасности «Ивеко» отхлебнет приторно-сладкого молока, и продолжил:

– Я как-то не думаю, что это вы или там Серов положили на стол вашего шефа гениальный план по захвату АМК. Нет, это была личная инициатива Арбатова. Но даже при таком положении дел стрелять в него как-то не хотелось.

– Шиш бы у вас это получилось, – неожиданно сказал Лучков.

– Согласен. За своей безопасностью Арбатов следит куда бережней, чем Извольский. Ни за какой загород он без сопровождения не ломанется… Так вот, возникала вилка: экономические методы защиты неэффективны, внеэкономические – невозможны. Тогда родилась идея создать многоступенчатую оборону, по принципу капустного кочана. Вы срываете один лист, а под ним другой. Как в шахматах. Выигрывает не тот, кто поставил королю шах, а тот, кто загнал противника в безвыходную ситуацию. Собственно, когда я говорю, «родилась идея», вы должны понимать, что идея родилась у Славки. И что все остальные, включая меня, являлись только исполнителями.

Чисто отвлекающим моментом обороны явились, конечно, усилия добиться решения арбитражного суда в нашу пользу и сделать это как можно скорее. Мы с самого начала не были заинтересованы в том, чтобы областной арбитраж мгновенно отверг ваши иски, а потом вы со столь же большой скоростью добились противоположных решений в Высшем арбитражном суде. Стратегия изначально строилась на том, что нам нужно время. Составной частью этой стратегии являлся, разумеется, расчет на то, что губернатор перейдет на сторону банка. Точнее – что он станет играть в собственную игру, надеясь получить на лапу и от банка, и от комбината, и чем увлеченней он будет в эту игру играть, тем дольше он будет задерживать решение суда.