Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков

Выслушав донесения разведки и осмотрев портовое хозяйство, Денисин и Леонов вместе с нами присели на ящиках, развернули карту и обсудили, как расположиться, чтобы удачно охватить порт и все ближайшие к нему подходы. Мне с моим взводом поручено быть на левом фланге, держать ту сторону причалов, которая примыкает к материковой части города, сближается с торговым портом. На нашем участке как раз входят на причалы железнодорожные пути, тут несколько платформ, ящики с грузами, разбросанное железо, портальный кран. Я и расположился под его широко расставленными ногами. Над головой у меня толстенная стальная плита, а на ней в несколько рядов сложены железобетонные блоки балласта противовеса. Взвод мой сейчас как раз напротив высоты, которая вплотную придвинулась к заливу и сжимает выбегающую из города сюда дорогу.

Правее от меня Никандров. Ему приказано оборонять подходы к порту из того жилого района, который разместился по долине, проходящей поперек полуострова. Это, пожалуй, наиболее опасный участок, отсюда скорее всего можно ждать нападения. Позади Никандрова, среди платформ и грузов, укрылись Денисин и Леонов. С ними вся группа командования и обеспечения. Далее, к югу от взвода Никандрова, за концом причала и за волнорезом, заняли оборону остатки роты автоматчиков численностью немногим более двух взводов.

За прошедшие сутки, особенно в столкновениях с противником у реки, рота понесла большие потери, там убито более тридцати человек, много раненых. Состоящая в основном из молодых, совсем не обстрелянных бойцов, рота оказалась в трудной переделке. Драться приходилось в наскоро сооруженных укрытиях, часто менять место боя, перебегать и переползать под неприятельским огнем. Не обученные действовать мелкими группами, боящиеся оторваться друг от друга, не умеющие быстро приспосабливаться к местности и искать укрытия, да еще попавшие в бой в условиях города, солдаты этой роты часто попадали под губительный огонь противника. И к нам когда-то наука воевать пришла не сразу.

Мы с Никандровым развели отделения по предназначенным местам, понаблюдали за тем, как они выбрали секторы для обстрела и оборудовали укрытия. Говорить матросам о том, что здесь придется держаться во что бы то ни стало, теперь не надо — они прекрасно видят, что все сейчас зависит от них самих.

Положение у десантников незавидное: в наших руках остались только причалы протяженностью метров триста, позади нас море. Перед нами и по флангам — противник. Как он расположился и какие строит планы — мы точно не знаем.

Где-то в сопках, на полуострове и на материке, батальон Бараболько. В непосредственное соприкосновение с ним войти все еще не удалось — между нами и батальоном вклинилось какое-то крупное неприятельское подразделение.

Люди наши измотаны, усталость буквально валит их с ног. Отряд сильно поредел, в строю теперь немногим более сотни человек. Боезапаса осталось очень мало — всего по два-три магазина на автомат. На исходе и гранаты.

Растянувшись по всей линии причала, десантники сосредоточенно устраивают укрытые ячейки для боя. Немножко походили, поприглядывались каждый к своему сектору и начали устраивать для себя такие «берлоги», в которых можно упрятаться не только от пуль, но и от мин. Благо, материала под руками сколько хочешь. Только вот если будут бить тяжелыми снарядами, разнесут эти сооружения в пух и прах.

Торопимся все закончить, пока японцы оставили нас в покое. Таскаем балки, плахи, рельсы, мешки с зерном, укладываем все штабелями, а в голове неотступные мысли: как удержимся, скоро ли придут на выручку десантники генерала Трушина, удастся ли соединиться с батальоном Бараболько. Хочешь не хочешь, как ни отгоняешь эти мысли, но они назойливо возвращаются.

Надо бы самим пробиваться к батальону Бараболько, да сил для этого уже нет. Пойдешь ночью на прорыв — можно и остальных всех уложить. И от причалов уходить нам тоже нельзя — на этот плацдарм надо высаживаться генералу Трушину.

Наш комиссар все это время подходил то к одному, то к другому отделению, прислушивался, о чем они говорят, сам вступал в их разговор. Видимо, он почувствовал, что кое у кого в душу закралась тревога. Договорились они с Ходером и Козловым и пошли по взводам: Ходер — к автоматчикам, парторг — к Никандрову, а Гузненков — в мой взвод.

Мне слышно, как он присел к группе бойцов из отделения Сергея Бывалова и разговорился с Капустиным и Огиром. Показывая на забаррикадированные кирпичом промежутки между колесами платформ, под которыми они устроились, Иван Иванович советует им уложить еще рядок, чтобы уберечься от близких разрывов мин. Наверняка, говорит, они постараются опять стегануть нас из минометов.

Капустин спросил его, рискнут ли японцы атаковать нас ночью или оставят в покое. Комиссар полагает, что нам надо рассчитывать на худшее — скорее всего на атаку японцев вот-вот.

И он прав: чего утешать смутными надеждами. Лучше горькая, но правда — она поможет лучше приготовиться к испытанию. И как бы мимоходом комиссар советует Капустину переложить диски к автомату поближе к себе, под левую руку, чтоб не искать их, когда надо будет заменить опустевший.

Капустин пододвинул диски, погладил их вороненую поверхность, а сам все добивается у комиссара, когда придет подмога, не скажет ли Гузненков чего нового.

Иван Иванович отвечает поговоркой: на бога надейся, да сам не плошай. Помощь придет, десант уже в пути. Но до утра он может и не подоспеть. Советует Капустину держаться поближе к своему напарнику, замечать, что будет делать тот, и оберегать друг друга.

Подошел к ним и прислушался к разговору Волосов. Улучив минуту, спросил Гузненкова, что узнали бойцы Овчаренко и Тихонова, когда ходили в разведку. Ивану Ивановичу обнадежить ребят нечем, и он, не скрывая, говорит, что японцы поджали нас вплотную, все выходы на материк заперли. Теперь мы только на «пятачке» причалов. За них и надо держаться изо всех сил. Заметив, что Волосов прихрамывает, спросил, не ранен ли тот. Николай отвечает, что за день натер ногу и теперь ступать больно. Гузненков советует ему переобуться, перевернуть портянки, мало ли, говорит, что случится, вдруг придется по-быстрому идти снова в путь, ноги у разведчика должны быть на ходу.

Потолковал он с этими ребятами и пошел дальше. А я невольно подумал: какая хорошая должность у комиссара — думать о людях, заботиться о них, близко чувствовать их душу и настроение. И самому ему, наверное, думы и тревоги ребят стали яснее. И матросу от такого разговора спокойнее) рассеивается тоска, змейкой заползающая в сердце.

Быстро, как это всегда бывает на юге, стемнело.

Из дозора с левого фланга передали, что по узкой полоске между берегом и подножием горы, не спеша, приближаются человек пятнадцать. Идут безбоязненно, открыто, одной общей группой. По всему похоже, что это возвращаются наши, ходившие на поиски раненых. Японцы так к нам не пойдут, не посмеют. Когда они приблизились метров на пятьдесят, Овчаренко окликнул. Бывалов ответил, что они нашли раненых и возвращаются к своим.

Ребята поднялись из укрытий, чтобы встретить товарищей, помочь им одолеть только что выложенную полосу препятствий. Трое несут Максимова, двое еще кого-то из неходячих, остальные придерживают других раненых и тащат их оружие и снаряжение. На причал подошла и присоединилась к отряду последняя из наших групп. Всех разведчиков удалось собрать в одном месте.