Отряд особого назначения. Диверсанты морской пехоты - Макар Бабиков

Обойдя кран, за платформами перебежал к Бывалову. Его ребята устроили себе амбразуры между колесами платформ, заполнили просветы камнями и железом. Массивный, увесистый Сергей лежит рядом с Капустиным, по сторонам от них Волосов, Огир и Четвертных. Бывалов говорит, что у него порядок, они тут бросили якорь накрепко, японцы их отсюда не вышибут, только вот патронов и гранат осталось мало, как додержаться до утра?

— Место у меня удобное, если полезут — буду укладывать на выбор, — заверяет Сергей.

Когда я добрался до Соколова, тот стрелял через свою амбразуру и не обратил на меня внимания. Как раз в этот момент над нами повисло несколько осветительных ракет. Потянул Дмитрия за ногу и попытался спросить, как дела. И тут, как обычно уверенный в своем превосходстве над неприятелем, Соколов на мой вопрос, который едва ли он расслышал, но смысл понял, на секунду поднял большой палец. Это означает, что тут тоже все нормально, беспокоиться нечего. Бойцы его отделения Карачев, Дегтярев, Попов и Фетисов на меня внимания не обращают и продолжают обстреливать большой склад, из которого японцы бьют из пулемета.

Обошел и осмотрел своих людей, вернулся на свое место. Нередко в речах и в печатных публикациях говорится, что командир воодушевил своих бойцов, вселил в них уверенность, показал, как надо сохранять самообладание в бою. Не исключено, что так было и сейчас. Но сам я не был уверен, сильно ли воодушевил ребят, когда побывал у них, поговорил с ними. Никаких внешних признаков, которые бы говорили о том, что после разговора со мной ребята как-то по-особенному воспряли духом, мне в глаза не бросилось. Да большинству бойцов было вовсе не до того, чтобы показать себя командиру, попасться лишний раз на глаза, у каждого своих хлопот досыта. Но они увидели, что я жив, тут, с ними, узнали от меня, что все остальные держатся. А раз у товарищей в других взводах порядок, то и им держаться легче, на душе спокойнее.

Этот обход отделений и разговор с бойцами больше, пожалуй, был нужен мне. Я убедился, что ребята не нуждаются в наблюдении и понукании, каждый и сердцем чувствует, и рассудком понимает сгустившуюся над десантниками опасность и любой теперь постоит и за себя и за товарищей до последней возможности.

Мокрому лежать неуютно, тягостно, при переползании и перебежках меньше чувствуешь, что ты промок, вроде бы даже греешься и не так тебя стягивает мокрая прилипшая одежда. Вернулся я на свое место — и как бы сил прибавилось, свежее самому стало.

Под краном, рядом с моей ячейкой застал Агафонова. Семен был у командира отряда. Говорит, что и у Никандрова и у автоматчиков ситуация как и у нас: держат японцев от себя за сотню метров, отстреливаются, добавилось раненых, но пробиться на причал японцы не могут.

Ливень продолжает хлестать. Перестрелка поредела, но совсем не стихает. Только около часу ночи дождь прекратился.

Минут через тридцать в нескольких местах снова, точно скинув стопорящий крюк, одновременно затарахтели пулеметы. Под их прикрытием японцы ползком опять двинулись в нашу сторону. Стреляя перед собой из карабинов и винтовок, они изготовились для атаки. Мы отбиваемся длинными очередями, сплошной треск наших пулеметов и автоматов заглушил стрельбу японцев.

Японцы приблизились метров на шестьдесят-семьдесят и что-то кричат. Или убеждают нас сдаваться, или командуют своим атаку — не разберем. Вот-вот они могут рвануться на причалы, тогда дело будет худо, нам «труба». Для рукопашной нас осталось мало. Прорвутся через огонь — нам конец, полоскаться тогда в морской водичке.

Кричу, чтобы бросали гранаты. Слышно, как справа, у Леонова и у Никандрова, тоже рвутся фугаски. Полетели гранаты и у нас. Нет-нет да и ухнет противотанковая — они не только опустошают порядочное место возле себя, но и хорошо действуют на психику. Бьемся последними боеприпасами. Достал и положил перед собой пистолет и нож. У меня остался один магазин к автомату и одна граната. Атака японцев опять сорвалась, они приостановились, но и не отходят, залегли поблизости и шпарят по нам изо всей мочи. Пулеметы и автоматы строчат неумолчно, рвутся гранаты. Только бы не ринулись японцы в новую атаку… Держаться больше нечем.

Кто-то тянет меня за ногу, оборачиваюсь — Майоров показывает мне на залив. Там входят в бухту два корабля. Мигом всего окатило горячей волной, близко спасение, идут наши. Бросаю в сторону японцев последнюю гранату.

Теперь все бойцы видят входящие корабли. Что-то кричат, видно, радуются. Японцы тоже, наверно, заметили идущее к нам подкрепление. Вражеский огонь стал ослабевать и постепенно откатываться назад, вверх по сопке, удаляться за дома и за склады. Японцы начали отходить, но все же огрызаются, боясь, что мы бросимся за ними. А мы их и не преследуем, мы уже выдохлись и вымотались, да и идти нам не с чем — ни патронов, ни гранат, ни даже злого самолюбия, на котором не однажды выходили в тяжелую минуту. Японские пулеметы строчат уже от дальних зданий и с сопки. Пули еще достигают наших укрытий, но серьезная опасность миновала.

VI

Корабли в это время подошли вплотную к стенке и начали швартоваться. Ближе к нам выставил свои орудия фрегат. За ним привалил бортом к стенке тральщик. Приказав матросам оставаться в укрытиях и продолжать наблюдать за неприятелем, иду к командиру отряда.

Светает, времени около трех часов. Денисин и Леонов собираются на флагманский корабль.

С борта подали сходню, и командир корабля капитан-лейтенант Л. С. Миронов и командир дивизиона сторожевых кораблей капитан третьего ранга М. Г. Беспалов спустились навстречу нашим командирам. Ходить по причалу еще небезопасно. Поэтому офицеры укрылись за штабелями груза. Миронов как-то подчеркнуто по-сердечному открыто приветствует Денисина, Леонова и остальных наших офицеров.

— Рад видеться с боевыми друзьями по Северному флоту, — по-приятельски, как давний знакомый обращается к Леонову капитан-лейтенант.

Оказывается, Миронов служил на севере на эскадренном миноносце «Разъяренный».

К товарищеским приветствиям присоединился и подошедший командир тральщика старший лейтенант В. П. Попов.

Беспалов предложил офицерам подняться на борт корабля и обсудить, как эффективнее поддержать сейчас десантников корабельной артиллерией.

Вернувшись минут через десять, Леонов сказал, чтобы на тот и на другой корабли пошли двое корректировщиков из отряда. Они должны указать корабельным артиллеристам места, где десантники засекли огневые точки противника. Захватив с собою Агафонова и еще кого-то из матросов, Леонов возвратился на корабль.

Через четверть часа с воем и свистом к берегу понеслись увесистые фугасные и шрапнельные снаряды морских пушек. В разных местах на склоне сопки взметнулись разрывы. Постепенно перенося огонь с одного участка на другой, артиллеристы бьют по тем местам, где были наиболее опасные для нас пулеметные точки. Комендоры азартно работают у орудий. Командир артиллерийской боевой части старший лейтенант Балакирев, сбив на затылок фуражку, возбужденно, громко командует артиллерийскими постами, через какие-то считаные секунды включает ревун, подающий сигнал залпа. Снаряды уже рвутся вдалеке, огонь перенесли в глубь материка. Командиры орудийных расчетов старшина первой статьи Лисин, старшины второй статьи Новиков и Крюков быстро репетуют команды Балакирева. Флагманский артиллерист бригады кораблей капитан-лейтенант Терновский, которому наблюдатели докладывают результаты обстрела, быстро проводит расчет, вносит поправки и передает их Балакиреву. Корабль содрогается от мощных орудийных залпов. От вибрирующих бортов по заливу откатывается мелкая рябь, как будто воду простругивают множеством шархебелей. Воздух с шипением и свистом разрезают тяжелые снаряды орудий главного калибра. За вчерашний день и за сегодняшнее утро этот корабль выпустил по врагу более пятисот таких снарядов и около трех тысяч из малокалиберных автоматических пушек.