Паразитарий - Юрий Азаров

— Это пощечина? Как назвать подобного рода жесты?

Долго размышлял Скабен над природой человеческих чувств. Думал над тем, как же быстро проходит истинное чувство к женщине, если плоть сыта чужой плотью. Но он был неправ, так размышляя. Он все же любил Люку, но сам факт женитьбы его пугал. Как только он начинал думать о том, сколько у Люки было мужчин, так сердце пересекала острая режущая боль: нет, никогда он на ней не женится. По опыту знал: все в этом мире разрешается само собой, а потому и отпустил вожжи своей судьбы. Судьба распорядилась по-своему, совсем не так, как ожидал Скабен. Однажды, когда Люка была у него в гостях, а юный Скабен, то есть Феликс, полулежал на диване, наблюдая из своего угла за тугозадой Люкой (в это время Скабен допивал свой коньяк), в комнату ввалился Ривкин. Он стал бурно рассказывать о том, как ему удалось сплести двести сорок шесть интриг, причем двумстам из них он обязан Скабену, а Скабен на радостях открыл еще бутылку великолепного джина. Люка нетерпеливо ерзала на своем стуле, давая понять, что ей пора уходить. Она даже сказала:

— Ты меня проводил бы.

— Пусть Феликс проводит. Феликс, проводи даму.

Какая молния блеснула в глазах юноши и прекрасной женщины! В одно мгновение старый Скабен засек полыхнувшую радость сына и коварное озорство любовницы.

— Ну что же, Феликс… — улыбнулась Люка. — Пойдем, проводишь меня, мой мальчик.

Феликс пружинисто вскочил. Куда подевались его депрессии, меланхолии, комплексы и всякие варианты деперсонализации? Легкий румянец сделал его лицо еще красивее. А когда Люка похлопала по плечу юного кавалера, у Скабена уже не было сомнений: роковое мгновение ворвалось в его жизнь. Компьютерные мозги Скабена просчитали мигом весь ход дальнейших событий. Он теряет Люку навсегда. А как он будет жить с сыном?

— Щенок! — вырвалось у Скабена. — Смотри, долго не задерживайся!

— Он задержится ровно на столько, на сколько надо, — улыбнулась Люка.

В широкой отцовской куртке и огромной меховой шапке он казался мужественным и сильным: мужчина. А рядом с Феликсом как-то сразу сильно похорошела и Люка.

Потом Скабен мне рассказывал, как он вычислил ситуацию: Люка решила ему отомстить. И он принимал эту месть, как расплату. Но в этих событиях он увидел и другое: на его глазах сын будто ожил, будто заново родилось у сына новое состояние. Он и раньше подумывал, что избавить сына от кошмарных комплексов может женщина. Но сын был застенчив и робок. Он буйствовал лишь с отцом. Отец всю жизнь внушал сыну: надо от жизни брать все. Брать без всяких сентиментальностей. Если ты не возьмешь, возьмут другие. И берет от жизни лишь тот, кто берет первый. И дают только тому, кто сознает свое право, право первого. Однако Скабен ошибался, считая сына робким. Сын, несмотря на кажущуюся робость, был достаточно вероломен. И поэтому, не дожидаясь, как только оказался в темном коридоре, тут же впился губами в Люкино лицо, и Люка не оттолкнула его. Она только прошептала:

— Не здесь, мой мальчик. Пойдем же…

И они не шли, а почти бежали. Изредка Люка смеялась, а Феликс еще крепче прижимал ее руку и тащил вперед, делая огромные шаги, так что Люке приходилось быстро-быстро перебирать точеными ножками. К счастью, дочери Люки, Сабины, не было в тот вечер дома, и Феликс сделал первую попытку в жизни сблизиться с противоположным полом. Когда-то, будучи еще школьником, Феликс побывал с группой однокашников на хлебозаводе. Ребята решили пошутить и сбросили Феликса в чан с тестом. Тесто было теплым и вязким. Он едва не утонул в нем. Он барахтался, рвал тесто на куски, цепляясь за что-то несуществующее, и не мог вылезти из чана, а товарищи смеялись над тем, как Феликс барахтался, и Феликс заплакал. Нечто подобное произошло с Феликсом и в тот вечер. Он впился в Люку обеими руками. Он рвал ее на части, и это сначала рассмешило женщину, а потом разозлило, и отважный шизофреник, оскорбленный в своем достоинстве, ударил женщину по лицу. Ударил раз, другой, третий. Где-то и от кого-то он слышал, что женщины любят, когда их бьют. А потом слабость подступила к груди, и он заплакал, точно ощутив себя в огромном чане с тестом. И Люке стало жалко мальчика. Она долго гладила его, а потом накормила сладким и сказала, чтобы он пришел через два дня.

— Придешь? Не побоишься? — сказала она.

— Чего это я побоюсь?

— Ну и молодцом. Приходи, а я тебе постараюсь дать то, чего никто тебе никогда не даст.

Люка нежно поцеловала мальчика, и они расстались.

— Нравственно то, что полезно! — отрезал Скабен.

— А правда?

— И правда то, что полезно. Если что-либо полезно, то и угодно Богу.

— А если тебе полезно убить меня?

— Это крайности.

— Ну а как крайний случай?

— Тогда убийство может быть оправданным. Я могу поручиться, что для моей личной пользы я бы не убил человека. А вот чтобы мой сын жил, я бы мог решиться на многое.

— И на убийство?

— Может быть, и на убийство. Хватит заниматься сентиментальными играми! Пора говорить правду на этой земле. Я против амотивных убийств. Против пьянства и разврата. Но всегда буду оправдывать все полезное. Признаюсь вам, я недавно едва не убил Люку.

— За что?

— Вы знаете, как я мучился, когда сын оказался с нею! За несколько ночей, когда он отсутствовал, я поседел. Меня и до сих пор мучит вопрос, может ли отец ревновать к сыну. Нелепость. А что поделаешь? Я на почве ревности едва не совершил преступление.

— Едва не убили? Сына?

— Нет. К сыну во мне обнаружилось покровительственное чувство. Все же отцовство победило. Я понял, она ему нужна намного больше, чем мне.

— Полезнее?

— Если хотите, полезнее. Я должен был его спасти до конца. Сделать нормальным человеком. И когда она мне сказала, что бросит Фелю, чтобы прийти ко мне, я ее едва не убил.

— Что вы ей сказали?

— Я ей сказал, что смешаю ее с грязью, если она бросит мальчика.

— Неужто вы хотите, чтобы он женился на ней?

— О чем вы? Какая еще женитьба? Мальчик должен окрепнуть. Нормализоваться, и тогда я буду считать, что моя отцовская функция выполнена до конца. И решение мое было бы до конца твердым, если бы не мучительная ревность к сыну. Когда он был с нею, я не спал ночей. Я до утра метался по квартире. А когда он приходил, я осыпал его ругательствами, непристойными словами, а он молчал. Шел на кухню или валился как убитый спать. Дикая ревность вспыхнула во мне, когда Люка сказала: "А он, как ты". Я ее обругал последними словами, а она засмеялась: "Ты же сам подсунул мне своего парня". Вам не нравится все это? А Фрейд позавидовал бы такой ситуации. Уникальнейший случай! Что вы скривились?

Я пожал плечами. Мне действительно было противно слушать его мерзкие излияния, но любопытство брало верх. Кто же ты, Скабен? Каково твое нутро? А его нутро развертывалось передо мной, и я отчетливо видел швы, где искренность соединялась с ложью, а животная привязанность к сыну с похвальбой. Он говорил о том, что у него десять лет не было женщины, что он ждал встречи со святыней и как это ожидание его исполнилось. Я подумал, как же вырвались у тебя такие мерзкие слова: "Тебя грязью оболью!" А он продолжал распаляться, кричать о том, что в нем родилось то великое чувство самопожертвования, какое сегодня не часто встретишь.