Кузница Тьмы - Стивен Эриксон

положив конец мучениям, и Нарад раз за разом повторял это про себя, пока не склонился над девушкой, уставившись на ее обугленную спину. Вонзить в нее меч оказалось вовсе не столь трудно, как он думал. Существо перед ним с тем же успехом могло быть зажаренной на вертеле свиной тушей. Ну, не считая длинных черных волос.

Так что никаких причин для того, чтобы его постоянно преследовала в кошмарах сцена этого убийства, вроде как и не было. Однако смех и шутки остальных не вызывали у Нарада радости; собственно, ему тяжело было даже взглянуть товарищам в глаза. Бурса пытался объяснять, будто этот лесной народ – даже не тисте, но это была неправда. Зарубленный ими хромой мужчина вполне мог быть членом семьи Нарада или его родственником из близлежащего селения.

В общем, Нарад пребывал в замешательстве, и это чувство никак его не покидало. Если бы он мог напиться, то, возможно, на какое-то время и отпустило бы, но в этом отряде подобного не дозволялось. Солдаты пили пиво, поскольку оно было безопаснее местной воды, но сильно разбавленное, к тому же его было мало. Капитан Скара Бандарис никогда не допустил бы пьянства: он был яростным сторонником жесткой дисциплины и держал своих солдат в узде.

Скара Бандарис явно был не подарок. И тем не менее все эти мужчины и женщины поклонялись своему командиру.

Признаться, Нарад им даже завидовал и с нетерпением ожидал знакомства с капитаном: интересно, может, он сумеет увидеть в этом Скаре Бандарисе нечто способное придать смысл убийствам отрицателей и вообще всей этой клятой войне? Нарад вырос в крестьянской семье, на хуторе неподалеку от маленькой деревушки. Он понимал причины, которыми оправдывали уничтожение вредителей: крысы разносили болезни, зайцы поедали посевы и рыли землю, а потому их необходимо было истреблять. И он знал, что к отрицателям следовало относиться так же – как к заразе, угрожающей образу жизни тисте. Даже у крыс была собственная жизнь: грызунов не интересовало ничего, кроме своих дел, но это не спасало их от охотников и собак.

Нарад сидел на бревне возле выделенного ему шатра, временами поглядывая на свои руки, а затем снова быстро отводя глаза.

Это было не убийство. Это было милосердие.

Но сейчас он сам стал уродом, и столь же уродливо выглядел мир вокруг. У него теперь было чужое лицо, а значит, чужими были и руки, и вчерашнее преступление тоже совершил кто-то другой. Он подумал о том, была ли красива та девушка, и решил, что была. Но красоте не находилось места в новом мире. В том мире, куда отправил его капитан охранников каравана. То была вина Харала, и Нарад знал, что однажды убьет этого подонка.

Он поднял глаза, уловив какое-то движение на дороге. Там появился молодой мужчина верхом на муле.

Другие тоже заметили незнакомца, и Нарад увидел идущего в его сторону Бурсу. Поймав взгляд Нарада, капрал махнул ему рукой. Нарад выпрямился, ощутив на поясе тяжесть меча, которая всегда ему нравилась, однако теперь заставляла чувствовать себя неуютно. Он направился к Бурсе.

Мужчина даже не остановился, увидев лагерь, и по одежде было понятно, что это высокородный, хотя мул и навьюченные на него покрытые пятнами ящики говорили об обратном.

Нарад ждал слева от Бурсы, который расположился прямо на пути незнакомца, вынудив того натянуть поводья.

Внезапно Нарад сообразил, что дорога, по которой приехал этот мужчина, ведет прямо из лагеря отрицателей. Он прищурился, глядя в его бесстрастное, лишенное каких-либо признаков страха лицо.

Бурса, уперев руки в бока, сказал:

– Ну и по мрачным же тропам вы путешествуете, господин.

– Вы даже понятия не имеете, насколько мрачным, – ответил тот. – Уже почистили клинки? Вижу, что да, так что, должен признать, дисциплина вам не чужда. Вы носите цвета легиона Урусандера, но, подозреваю, самому повелителю неизвестно, что вы творите от его имени.

От столь вызывающих слов капрал Бурса на мгновение лишился дара речи, а затем рассмеялся:

– Господин, вы ошибаетесь…

– Капрал, я только что выехал из крепости Вата. Почти целый месяц гостил у повелителя. Это вы ошибаетесь, полагая, будто я ничего не знаю. И потому позвольте спросить: с каких это пор легион Урусандера воюет с невинными мужчинами, женщинами и детьми?

– Боюсь, вы несколько не в курсе, – прорычал в ответ Бурса, и Нарад почувствовал, как в капрале вскипает гнев.

Однако незнакомец то ли этого не замечал, то ли ему было все равно.

Нарад положил ладонь на рукоять меча.

Чужак бросил на него взгляд и тут же снова посмотрел на Бурсу:

– Не в курсе? Я не желаю иметь дела с тем, чем вы занимаетесь, капрал. Я возвращаюсь во владения своего отца. Весьма сожалею, что вы оказались на моем пути, но, поскольку делить с вами компанию мне совершенно не хочется, я поеду дальше.

– Один момент, – остановил его Бурса. – Мне приказано записывать имена всех путников в этих краях…

– Кем приказано? Явно не повелителем Урусандером. Так что еще раз спрашиваю: кто отдает приказы легиону Урусандера от его имени?

Лицо капрала побагровело.

– Приказ доставил посыльный от капитана Хунна Раала меньше трех дней назад, – сдавленно проговорил он.

– Хунн Раал? Вы не из его подразделения.

– Нет, мы солдаты из отряда, который состоит под началом капитана Скары Бандариса.

– И где же он сам?

– В Харканасе. Вы пребываете в полном неведении, господин. Вспыхнул мятеж.

– Оно и заметно, – ответил незнакомец.

Губы Бурсы сжались в тонкую бескровную линию.

– Если хотите проехать, – сказал он, – прошу назвать ваше имя.

– Я Кадаспала, сын повелителя Джайна из дома Энес. Я писал портрет командира вашего легиона. Стоит ли говорить, сколько всего я могу увидеть в чьем угодно лице, вглядываясь в него день за днем? Я вижу абсолютно все. Ни один обман не укроется от моих глаз. Никакое зло, сколь бы глубоко оно ни пряталось. В том, что вы следуете приказам Хунна Раала, я нисколько не сомневаюсь. В следующий раз, когда увидите этого вечно ухмыляющегося пьяницу, передайте ему мои слова. Не стоит воображать, будто повелитель Урусандер теперь не более чем номинальная фигура, которой можно вертеть как заблагорассудится. Только попробуйте манипулировать Ватой Урусандером, и он заставит вас об этом горько пожалеть. Надеюсь, мы друг друга поняли. А теперь дайте мне проехать. Уже поздно, а я путешествую в обществе призраков. Вряд ли вам захочется, чтобы мы задержались здесь дольше.

Помедлив, Бурса отступил в сторону. Нарад последовал его примеру, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце.

Проезжая мимо них, художник