Рокоссовский. Терновый венец славы - Анатолий Карчмит

— Белорусский народ настрадался от войны больше всех, — сказал Белозеров.

— Да и прошлые войны не обходили его стороной, — охотно поддержал его Рокоссовский. У него появилась надежда, что его друг постепенно начал приходить в себя.

— Смерть здесь поработала усердно, переходя из дома в дом, — вновь заговорил Белозеров. — Напировавшись в одном селе, она шла в соседнее. Почти нет домов ни в селе, ни в городе, которые бы она не опустошила.

Когда машина проскочила поворот на деревню Лоси, Белозеров рассказал маршалу о партизане Жуковском, мечтавшем воевать с фашистами под знаменами армий Рокоссовского.

Вскоре машина повернула влево. Перед заходом солнца Радошковичи открылись сначала новыми деревянными домами, а затем старыми, вросшими в землю жилищами, помнившими не только Первую мировую войну, но и войска Наполеона. Два ряда изб глядели маленькими окнами друг на дружку так, словно это им давным-давно надоело.

На небольшой площади машина остановилась. Белозеров пошел уточнять, где проживает директор школы, а маршал, открыв дверцу, щелкнул портсигаром, закурил. Увидев военного с большой звездой на погонах, его обступили прохожие. А когда уточнили, что это сам Рокоссовский, расспросам не было конца. К нему протиснулся библейского вида старик.

— Сынок, кажуть, что ты маршал Рокоссовский.

— Точно, дедуля, на самом деле так, — улыбнулся он. — Закурите?

— Не откажуся, — произнес старик, протягивая руку к портсигару. — Скажи мне, скора наши хлопцы придуть з вайны?

— Скоро, дедуля, скоро, — сказал Рокоссовский, взглянув на подошедшего Белозерова. Он протянул руку старику. — Всего вам хорошего.

Машина проехала мост, вскоре повернула направо и мимо полуразрушенного белокаменного костела, из окон которого торчала потемневшая солома, спустилась вниз и подошла к дому, стоявшему в окружении деревьев.

Пассажиры вышли из машины, постояли минуту-другую, оглядевшись по сторонам. Правее дома, упираясь в длинный обитый досками сарай, тянулся огород с яблоневым садом. Слева к реке, поросшей ивняком, спускалась тропа. По ней, оживленно разговаривая на своем языке, поднимались к дому гуси.

В просвете деревьев полыхал закат.

Из сеней вышел высокий, светловолосый мужчина, одетый по-деревенски. Он присмотрелся к приезжим.

— Андрей, ты? — услышали незваные гости радостный голос.

— Да, Казимир, это я! — сказал Белозеров, распахнув объятья.

Рокоссовский познакомился с хозяином, рассказал ему о цели их приезда и, убедившись, что Андрей в надежных руках, собрался уезжать в Минск. Но Казимир Викторович Волк, директор здешней средней школы, не мог допустить, чтобы маршал уезжал, не побывав у него в гостях. Это могло нанести большую обиду хозяину, и Рокоссовский вынужден был согласиться переночевать.

Не прошло и двух часов, как был накрыт деревенский стол. Дымящаяся белая картошка, гусятина, сало, соленые огурцы, маринованные грибы — все это источало такой необычный аромат, что гости не могли дождаться, когда же их усадят за стол.

Лицо Казимира победно сияло от радости, когда он колдовал вокруг стола. Жена с детьми уехала в деревню к родственникам, и он делал все сам.

— Прошу за стол, дорогие гости, — сказал Волк, зашел в кладовку, принес оттуда две бутылки самогона, поставил их на стол и, смутившись, произнес: — Товарищ маршал, извините, другого у нас ничего не водится.

— И это роскошь, — рассмеялся Рокоссовский, вслед за Белозеровым садясь за стол.

Директору школы было лестно, что он, простой деревенский интеллигент, бывший партизан, встречает знаменитого на всю страну гостя. Он гордился и не скрывал этого ни от самого гостя, ни от своего друга Белозерова. Он с радостью встретил весть, что Андрей назначен в его школу учителем, еще больше ликовала его душа за то, что Белозерова выручил Рокоссовский и тот избежал несправедливого наказания.

Вначале разговор за столом не очень клеился. Казимир время от времени поглядывал на большие звезды маршала, и видно было, что он чувствует себя скованно. Заметив это, Рокоссовский повесил китель на спинку стула.

— Казимир Викторович, пусть вас эти звезды не смущают — за столом мы все равны.

Мало-помалу хозяин дома разговорился, и оказалось, что у него есть своя точка зрения на многие вопросы.

Белозеров с интересом слушал полемику своих друзей и, когда возник спор о немецкой нации, не вмешиваясь в разговор, он принял сторону Рокоссовского, хотя аргументы хозяина дома тоже были весомыми.

— Мы должны отделить немецкую нацию от Гитлера, Геббельса и ему подобных, — говорил Рокоссовский.

— Каждый взрослый немец несет ответственность за газовые камеры, рвы, набитые детьми, стариками и женщинами, — возражал ему Казимир, — за все, что вытворяли фашисты на оккупированных землях.

— Гитлер и его верхушка — не нация, — сказал маршал. — Мы это обязаны понимать.

— Я не могу с этим согласиться, — говорил Волк. — Гитлер не с неба свалился. Его произвела на свет сама нация. «Немецкая раса занимает высшую ступеньку в мире. Это особая раса». Немцы этому аплодировали. От этого идеологического варева у них не было расстройства желудка. Вожди-убийцы не появляются на свет, если нет для них хорошей питательной среды.

— Казимир, выходит, вы против народа?

— То, что из человеческой кожи делали дамские сумочки, а из человеческих трупов варили мыло — народ здесь ни при чем? Он что — безгрешен? — Глубоко упрятанные глаза Казимира блестели. — Я понимаю, люди неодинаковы — одни являются носителями добра, другие зла.

— Вот в этом я с вами согласен, — произнес Рокоссовский, потушив окурок. — Что-то наш философ сегодня молчит?

— Отхожу от немецкого лагеря и своей родной тюрьмы, — сказал Белозеров. — Собираюсь с мыслями. Ведь мне придется начинать жизнь заново.

Ужин и горячие споры подошли к концу. Хозяин увел маршала на отдых, а Белозеров остался за столом один. Он смотрел прямо перед собой и думал о том, как повезло ему в жизни, что у него есть такой преданный друг. От избытка чувств ему хотелось воскликнуть: «Спасибо тебе, Костя, за терпение, простоту и мудрость!» Но он промолчал, докурил папиросу, вылез из-за стола и вышел во двор. Со стороны реки дул влажный свежий ветерок. На темно-голубом небе золотой россыпью блестели звезды.

Спал Рокоссовский на старинной деревянной кровати в комнате, выходившей двумя окнами на речку.

Необычный душевный прием, простой и непринужденный разговор в самой глубинке Белоруссии навел его на воспоминания о далеких 30-х годах, когда он командовал дивизией в Белорусском военном округе. Здесь, на старой границе, которая проходила в нескольких сотнях метров от Радошкович, командир корпуса Тимошенко, он, командир полка Жуков неоднократно проводили штабные и полевые учения. Он часто наблюдал за этим крошечным городком и никогда не предполагал, что его сюда занесет судьба и он оставит здесь на постоянное жительство своего друга Андрея Белозерова.