Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход - Реймонд Чандлер

Питерс с грустью посмотрел на огромную сигару.

— Я, вообще, тоже, — сказал он. — Подумывал преподнести ее Карне. Но для одного человека она великовата, даже если этот один человек — Карне. — Он нахмурился. — Замечаете? Слишком много я говорю про Карне. Нервишки, наверно. — Он бросил сигару обратно в ящик и взглянул на открытую папку. — Так что нам требуется?

— Я разыскиваю зажиточного алкоголика, который привык к комфорту и может себе его позволить. До подделки чеков он пока не дошел, насколько я знаю. Довольно агрессивен, жена о нем беспокоится. Она думает, что он укрылся в подпольном лечебном заведении, но не знает где. Единственное, что у нас есть, — инициал некоего доктора В. Клиент пропал три дня назад.

Питерс задумался.

— Это не так уж давно, — сказал он. — Чего тут волноваться?

— Если я его найду, мне заплатят. — Он покачал головой.

— Не совсем понял, но будь по-вашему. Сейчас посмотрим. — Он начал листать папку. — Не так-то это просто, — заметил он. — Эти люди на месте не сидят. Всего по одной букве найти… — Он вытащил из папки листок, через несколько страниц другой, а за ним и третий. — У нас здесь таких трое, — объявил он. — Д-р Эймос Варли, остеопат. Большое заведение в Альтандене. Выезжает или раньше выезжал на ночные вызовы за пятьдесят долларов. Две профессиональные медсестры. Года два назад имел неприятности в калифорнийском бюро по наркотикам, они проверяли его рецептурную книгу. Информация довольно устаревшая.

Я записал фамилию и альтанденский адрес.

— Затем имеется д-р Лестер Вуканич. Ухо, горло, нос, на Голливудском бульваре, в здании Стоквелл-Билдинг. Тут дело ясное. Принимает, в основном, у себя, специализируется вроде бы по хроническому гаймориту. Обычная история. Вы приходите с жалобой на головную боль, — пожалуйста, он промоет вам лобные пазухи. Сперва, конечно, надо обезболить новокаином. Но если вы ему понравились, то вместо новокаина… Усекли?

— Конечно. — Я записал и этого.

— Прекрасно, — продолжал Питерс и стал читать дальше. — Разумеется, у него главная проблема — снабжение. Поэтому наш доктор Вуканич любит ловить рыбку в море, возле Энсенады, куда и летает на собственном самолете.

— Странно, что он еще не засыпался, если сам доставляет наркотики, — заметил я.

Питерс, поразмыслив, покачал головой.

— Ничего странного. Если жадность не погубит, он может держаться вечно. По-настоящему ему опасен только недовольный клиент — прошу прощения, пациент, — но он, конечно, знает, как с ними управляться. Пятнадцать лет сидит все в том же кабинете.

— Где, черт побери, вы все это узнаете? — осведомился я.

— Мы — организация, дитя мое. Не то что вы — одинокий волк. Кое-что выбалтывают сами клиенты. Кое-что приносит агентура. Карне денег не жалеет. Умеет втереться в доверие к кому угодно.

— Представляю, как ему понравилась бы наша беседа.

— Да пошел он… Последний номер нашей программы — человек по фамилии Верингер. Оперативник, который составлял на него досье, давно уволился.

Однажды на ранчо Верингера в Ущелье Сепульведа умерла некая поэтесса, видимо, покончила с собой. У него там что-то вроде колонии для писателей и прочих, кто желает жить в уединении и в особой атмосфере. Цены умеренные. На вид все благопристойно. Называет себя доктором, но не практикует. Может, на самом деле он доктор философии. Не знаю, почему он сюда попал. Разве что из-за этого самоубийства. — Он проглядел газетную вырезку, наклеенную на белый листок. — Да, она перебрала морфия. Но не говорится, что Верингер был в курсе.

— Мне нравится Верингер, — заявил я. — Очень нравится.

Питерс закрыл папку и похлопал по ней ладонью.

— Вы этого не видели, — напомнил он. Встал и вышел из комнаты. Когда он вернулся, я уже стоял у двери. Начал было его благодарить, но он отмахнулся.

— Слушайте, — сказал он, — ваш клиент может скрываться где угодно.

Я сказал, что понимаю.

— Кстати, я тут кое-что слышал про вашего друга Леннокса — может, вам интересно. Один из наших ребят лет пять-шесть назад видел в Нью-Йорке парня, который по описанию вылитый Леннокс. Но фамилия у него была другая. Марстон. Конечно, это может быть ошибка. Тот парень все время не просыхал, так что трудно сказать. — Я сказал:

— Сомневаюсь, чтобы это был он. Зачем ему менять фамилию? Он воевал, имя можно проверить по послужному списку.

— Этого я не знал. Наш оперативник сейчас в Сиэтле. Когда вернется, можете с ним поговорить, если хотите. Его зовут Аштерфелт.

— Спасибо за все, Джордж. Я собирался на десять минут, а вышло…

— Может, когда-нибудь вы мне поможете.

— Организация Карне, — заявил я, — никогда не просит чужой помощи.

Он сделал непристойный жест большим пальцем. Оставив его в металлической серой камере, я удалился. Приемная теперь смотрелась прекрасно. После этого тюремного блока яркие цвета были очень к месту.

На дне Ущелья Сепульведа, в стороне от шоссе, стояли два желтых прямоугольных столба. На одном была укреплена створка из пяти перекладин.

Ворота были открыты, над ними на проволоке висело объявление: «Частное владение. Въезда нет». Воздух был теплый, тихий, напоен кошачьим запахом эвкалиптов.

Я въехал в ворота, поднялся по усыпанной гравием дороге на пологий склон холма, по другой стороне спустился в неглубокую долину. Здесь было жарко, градусов на пять-десять жарче, чем на шоссе. Дорога заканчивалась петлей вокруг газона, огороженного выбеленными камнями. Слева был пустой плавательный бассейн. Ничего нет бесприютнее пустого бассейна. С трех сторон его окружала запущенная лужайка, усеянная шезлонгами с сильно выгоревшими подушками. Подушки были разноцветные — синие, зеленые, желтые, оранжевые, ржаво-красные. Швы на них кое-где разошлись, пуговицы отскочили, и в этих местах вздулись пузыри. С четвертой стороны виднелась проволочная ограда теннисного корта. Трамплин над пустым бассейном казался разболтанным и усталым. Обивка на нем торчала клочьями, а металлические крепления обросли ржавчиной.

Я доехал до петли на дороге и остановился у деревянного дома с покатой крышей и широкой верандой. Двойные двери были затянуты сеткой. На ней дремали большие черные мухи. От дома между вечнозелеными и вечно пыльными калифорнийскими дубами расходились тропинки. Среди дубов по склону холма были разбросаны маленькие коттеджи, некоторые были почти целиком скрыты зеленью. У тех, которые я разглядел, был запущенный нежилой вид. Двери закрыты, окна занавешены какой-то унылой тканью. На подоконниках явно лежал толстый слой пыли.

Я выключил зажигание и посидел, прислушиваясь и не снимая рук с руля.

Ни звука. Это место казалось мертвым, как мумия фараона, разве что дверь за сеткой была открыта, и в полумраке комнаты что-то двигалось. Потом раздалось негромкое четкое посвистывание, за сеткой обозначилась фигура мужчины, он распахнул ее и стал спускаться по ступенькам. Глаз от него было не оторвать.