Единственное желание. Книга 2 - Надежда Черпинская

помочь я вам не смогу. Более того, я сделаю вид, что я вас не знаю. И под присягой буду это утверждать. Даже если десяток свидетелей скажет, что мы сидели сегодня за одним столом, я до последнего буду настаивать на обратном. Мне моя жизнь дорога. Я знаю, что ждёт тех, кто осмелился пойти против Надзора. У нас тут всё самое лучшее! В том числе, и палачи…

– Не волнуйтесь так, эрр Фархольт! Вам не придётся нас спасать, и отрекаться от нас тоже! Ничего мы не замышляем. Просто любопытно…

– Давайте оставим эти пустые разговоры! – вмешался Кайл. – Поговорим о чём-нибудь другом… Вот, эрр Дару, расскажите, как вы здесь очутились, в Филофдоре, давно ли гостиницу эту держите?

– Ой, милорд, давненько, – оживился хозяин, которого уже немного клонило в сон. – Забавно это вышло. Я ведь тоже ехал на Север. Товары вёз. Хотел там торговлю наладить. Да застрял тут, как и вы. Сначала, понятно, злился. Ждал подорожные. А потом на меня будто озарение нашло – на кой мне этот Север, думаю! И стал тут торговать. С милордом Флоу договорился, платил ему исправно, он мне руки не выкручивал. А потом, когда дело пошло, испросил позволения у милорда Харлу постоялый двор открыть. Так и пошло-поехало. Тут человеку с головой есть где развернуться! Потом, стало быть, женился… А жена моя, она – дочь местного…

Под неторопливую речь эрра Дару, Кайл разлил остатки рубинового зелья по кубкам. Но девчонка из прислуги тотчас поставила на стол новый кувшин.

Утро обещало быть тяжёлым…

***

– Перестань! – велела Настя.

– Что перестать? – ухмылка Эливерта сегодня была ещё наглее, чем всегда.

– Хватит на меня так смотреть! Я сейчас под стол спрячусь, – пригрозила Дэини.

– Не могу, – улыбка из наглой превратилась в откровенно-издевательскую. – Ты – самое красивое, что есть в этом заведении!

Настя оглядела вычурный зал «Королевской трапезы»: размалёванные яркими фресками стены, золочёные канделябры, серебряная посуда, каменный пол. Помпезная кричащая роскошь. И люди, явившиеся сюда на обед, разряжены под стать окружающему интерьеру.

– И в Филофдоре, – добавил после недолгой паузы Эливерт.

Настя оторвалась от созерцания шикарного зала, смело заглянула в проницательные серые глаза.

– И во всей Долине Ветров.

Улыбка перестала быть издевательской, глаза сверкнули серебром из-под опущенных ресниц, как блики солнца над тёмным омутом.

– Льстец! – хмыкнула наигранно Настя, отгоняя наваждение. – Не заливай! Я на комплименты не падкая.

– Я честен, как никогда в жизни! – заверил атаман, снова возвращаясь к привычному облику паяца. – Вина, радость моя?

– О, нет! С меня вчерашнего хватит, – Рыжая скривилась от одного вида кувшина в руках разбойника.

Эл усмехнулся и плеснул немного в свой кубок.

– Почему остальные не пошли с нами? – поинтересовалась Настя, стремясь разрушить воцарившееся тягостное молчание.

Она только об этом и думала с тех пор, как Эливерт привёл её в «Королевскую трапезу». Насте уже давно не приходилось так долго оставаться с ним наедине. И чувствовала она себя крайне неловко, словно внезапно оказалась голая посреди многолюдной улицы.

Нет, Эл, к счастью, ничего лишнего себе не позволял и даже не говорил. Он вёл себя исключительно тактично, если не считать убийственного взгляда.

Но Насте всё равно хотелось провалиться сквозь землю.

Потому она с тоской ждала, когда же в трактир явится хоть кто-нибудь из её приятелей. Но те не спешили присоединиться к их выходу в свет.

– Да они до сих пор отсыпаются, – рассмеялся негромко Ворон. – Завалились в комнату на рассвете. Не поймёшь, кто кого на себе тащит. С таким грохотом, как будто войско конных рыцарей при штурме вражеского замка. Разбудили меня, беднягу… гады пьяные! Я их чуть не придушил. Надо было к тебе идти ночевать – у тебя-то тихо было, уютно…

Он откинулся на спинку кресла, снова посмотрел ей в глаза, лукаво, насмешливо, с вызовом.

– Я, кстати, вскоре после тебя спать ушёл. Хотел постучаться…

– Вот как? Что ж не постучался? – усмехнулась Анастасия, стараясь придать голосу нужную нотку язвительности.

– Постыдился, – признался атаман и, потянувшись, отщипнул крупную зелёную виноградину от красовавшейся на столе спелой кисти. – Негоже являться к даме среди ночи, да ещё в таком непотребном виде!

– И давно ты такой деликатный стал?

Рыжая, не устояв перед искушением, тоже оторвала наливную ягодку.

– Я всегда такой и был… – невозмутимо ответил Ворон.

– Да ну?! Не замечала за тобой особой щепетильности по отношению к дамам. Ты о некоторых так отзываешься...

– Но ведь не о тебе, – пожал плечами Эливерт, глотнул из кубка и продолжил наставительно: – Запомни, солнце моё, мужчина ведёт себя с женщиной так, как она того заслуживает!

Настя на это только хмыкнула.

А Ворон тряхнул головой:

– Нет, не так, неверно говорю. Заслуживает она, может быть, и лучшего… Правильнее сказать: так, как она ему позволяет себя вести. Сечёшь? Быть королевой или подстилкой – каждая сама выбирает.

– Вот даже не стану оспаривать это, – согласно кивнула Дэини, после минутного размышления над его словами. – Ты, безусловно, прав. Прав, как и всегда.

Она лучезарно улыбнулась, глядя на его довольное лицо.

– И когда ты не постучался ночью, ты тоже был прав. Я бы всё равно тебя не впустила… – безжалостно добавила Рыжая.

– ???

– Ты сам велел мне не открывать кому попало, – напомнила Романова.

– Стало быть, я – кто попало? – ухмыльнулся атаман, по-прежнему сверля её льдистым взором.

– Не цепляйся к словам! – отмахнулась Настя. – Ты понял меня. Я имела в виду чужих.

– Так я чужой? – невинно уточнил вифриец.

Рыжая долго всматривалась в его безмятежное лицо, в прозрачные глаза, неумолимо ждущие ответа.

– Нет, ты не чужой, – наконец произнесла она.

Настя зачем-то взяла со стола кубок, покрутила в руках, поставила обратно.

Добавила, собравшись с духом:

– Эл, пожалуйста, я очень тебя прошу – прекрати! Выбрось из головы всё это!

– Всё это?

Атаман усмехнулся невесело, так и не отводя взгляда.

– Тебя? Мне тебя выбросить? Так и скажи – выбрось меня! Выбрось из головы, из жизни, из памяти…

– Эл!

Настя непроизвольно сжала руками виски: столько тягостных мыслей в голове – она почти физически ощущала, как они рвутся наружу, не умещаются там, внутри.