На пороге прошлого - Юлия Цыпленкова

колени. В руке ягира появился нож. Подручный оказался повернут в мою сторону, и мне почудилось, что он смотрит на меня.

Я не выдержала. Порывисто развернувшись лицом к пещере, я зажмурилась что есть сил и произнесла негромко:

– Пусть Отец простит тебя, Рахон, и позволит новое рождение человеком. Надеюсь, ты больше не разочаруешь Его.

Неожиданно к горлу подкатила тошнота, до того ярко воображение рисовало мне то, что сейчас происходило за моей спиной. Нет, и пятого подручного я тоже не жалела. Он никого не жалел и меня бы убил не колеблясь, если бы получил приказ от махира. Как бы ко мне ни относился этот мужчина, но дороже всего ему была его сила, а черпал он ее от Илгиза, и потому мы всегда оставались врагами. Даже когда соблюдали нейтралитет.

И все-таки мы умели общаться почти дружески, потому смотреть на смерть этого илгизита мне не хотелось несколько по иным причинам. Но память вдруг нарисовала отвратительную злую ухмылку, с которой Рахон отправил на голову моего мужа груду камней, и толика прежней жалости, кольнувшей меня еще у пещеры охо, испарилась. Зато появился гнев, и я всё же развернулась опять лицом к степи.

– Архам?

Он стоял передо мной, полностью закрыв от взглядов мужа и ягиров. В глазах деверя полыхала лютая злоба, даже ненависть.

– Архам, – дрогнувшим голосом позвала я.

– Я потерял всё, пусть и ему ничего не останется, – тихо и зловеще произнес бывший каан.

Он протянул руку к Тамину, но я отшатнулась, и пальцы деверя только мазнули по спине моего сына.

– Это же твой племянник… – начала я, и пальцы Архама сдавили мое горло.

Паника охватила меня, дыхания начало отчаянно не хватать, а следом заплакал испуганный Тамин. Руку, на которую был надет перстень, ожег холод, и это привело меня в чувство. Заглянув в глаза Архаму, я накрыла душившую меня руку ладонью. «Льдинка» сверкнула… и деверь отшатнулся. Он упал на траву, тело его выгнуло дугой, будто в припадке падучей, пальцы судорожно вцепились в траву, и бывший каан захрипел.

Я смотрела на него сверху, накрыв горло подрагивающей рукой, и не знала, что делать. Ко мне уже мчался супруг, за ним бежал Юглус, слышался топот стремительно приближавшегося саула – это спешил на помощь Берик. Я подняла на них взгляд, моргнула, а после привалилась спиной к каменной стене. Не в силах произнести и звука, только вытянула руку перед собой и потрясла ею, показывая, чтобы не трогали Архама.

– Ашити, – Танияр, переступив через затихшего брата, сжал мои плечи ладонями.

– Это… махир, – все-таки выговорила я. – Не трогай брата.

Супруг бросил взгляд назад, пока ничего не ответив. Берик уже спешился и занес над Архамом окровавленный клинок, Юглус наступил на грудь своего бывшего каана ногой, и я опять мотнула головой:

– Нет. Это не он. Невиновен.

– Посмотрим, – ответил Танияр и приказал: – Оттащите его подальше и глаз не спускайте. Придет в себя – послушаем, что скажет.

Ягиры кивнули. Они взяли Архама за руки и волоком потащили в сторону от пещеры. Дайн посмотрел им вслед, а после прижал нас с сыном к себе. Я подняла к нему лицо, и Танияр коснулся моих губ коротким поцелуем. А потом землю тряхнуло, и это напомнило, что еще ничего не закончено, еще жив махир и сейчас ему противостоит только Элькос.

Танияр сильнее прижал нас с сыном одной рукой, второй оперся на каменную стену. И когда всё стихло, произнес, глядя мне в глаза:

– Теперь уйди в святилище. Пожалуйста, сделай, пока всё не закончится.

– Элькос… – начала я, но удостоилась сурового взгляда и потому кивнула в очередной раз: – Да, милый, больше мешать вам не буду

– Ты не мешаешь, – ответил супруг, – но я не хочу, чтобы махир достал вас с Тамином, пока мы будем заняты схваткой с ним.

– Это уже не ваша схватка, Танияр, – послышался голос моей названой матери. – Теперь пришел наш черед.

Мы посмотрели на вход в пещеру. Ашит стояла там в ритуальной одежде. В руках она держала хот и било. Но кого мама имела в виду, говоря «нас»? Себя и Элькоса? Или же Белого Духа? Она усмехнулась, бросив на меня взгляд, и вышла из-под каменного свода. А следом за ней вышел мужчина лет пятидесяти, одетый в похожий наряд, разве что его платье не было долгополым, но доходило до колен, а дальше были видны красные штаны, стянутые на щиколотках шнуровкой.

– Сирче, – произнес Танияр имя шамана, который жил в Больших валунах.

А потом вышел еще один мужчина, за ним еще один, после женщина, едва ли старше меня, затем еще один мужчина… И все они были в ритуальном одеянии. Шаманы! Все шаманы нашей части Белого мира пришли в священные земли, чтобы сразиться с махиром… нет! Не с махиром, для этого хватило бы и Элькоса. Они пришли, чтобы противостоять самому Илгизу!

– Невероятно, – прошептала я, провожая их взглядом.

Всего шаманов было семеро, и мне вспомнились танры с их семиконечной звездой. Точнее, их изначальное число, при котором шло равномерное распределение силы. Вряд ли это имело отношение к настоящей ситуации. Скорее всего, дело было в том, что на наш кусок Белого мира Создателю не нужно было много исполнителей Его воли, и шаманы сменяли один другого по мере надобности, так сказать. Например, Ашит отправили к ее учителю как раз в конце его жизни. Впрочем, я могла ошибаться, и эта семерка могла быть попросту сильнейшей. Махир тоже вел десяток самых могущественных подручных. Но и эти размышления сейчас были неважными.

Сейчас вершилась сама судьба, и шаманы пришли для того, чтобы сыграть свою роль. Они обходили Алтааха и Элькоса, «скрестивших» свою силу. Именно так можно было назвать сплетение уже знакомого нам сгустка серого тумана и ослепительного белого света, рвавшего пелену на части. И всё это происходило в тишине. Никто не вскрикивал, не угрожал, не сотрясал воздух бравадой.

Шаманы тоже не произнесли ни слова. Они обходили хамче и махира и останавливались, едва добравшись до своего места. И в конце концов образовали круг, который мне вновь напомнил о танрах, потому что я могла бы мысленно нарисовать семиконечную звезду, и каждый служитель Создателя оказался бы на острие своего луча. На равном расстоянии друг от друга и от противников.

А потом они подняли свои хоты и дружно ударили в них. Этот удар ощутил кожей каждый, кто находился сейчас на священных землях, а может, и вне их. Это мне было неведомо, но