Клан Пещерного Медведя - Джин М. Ауэл

– Нет, Эйла, я тебя не разлюбил. Я не разлюблю тебя никогда.

– Дарк хочет есть, – неожиданно заявил малыш. Он никак не мог забыть пронзительный вскрик матери, и оживленный разговор между Кребом и Эйлой был ему не по нраву.

– Неужели ты проголодался? Погоди, сейчас найду для тебя что-нибудь.

Креб неотрывно наблюдал за Эйлой, которая копошилась около потухшего огня. «Зачем духам понадобилось, чтобы она оказалась в Клане? – размышлял он. – Она родилась среди Других, Пещерный Лев защищал ее со дня появления на свет. Почему он привел ее сюда? Почему разлучил с людьми ее племени? Всех поразило, что он сдался и позволил ей родить ребенка, а потом не уберег от потери молока. Люди решили, так случилось потому, что сын ее обречен на несчастье. Однако по Дарку этого не скажешь! Крепкий, здоровый, веселый мальчик, все его любят. Возможно, Дорв прав, и духи всех мужчин Клана соединились, чтобы одолеть Пещерного Льва. Права и Эйла – сын ее вовсе не увечный. Он похож на нее и похож на людей Клана. Он умеет издавать губами причудливые звуки, как Эйла. Она родила его, но он принадлежит Клану».

Внезапно Креб ощутил, как кровь отхлынула у него от лица и по спине забегали мурашки. Ребенок, соединивший Клан с Другими! Что, если духи привели сюда Эйлу именно для этого? Чтобы она родила Дарка! Наш Клан обречен, ему уготована гибель, но племя Эйлы будет жить. Да, так поведали мне духи. Но что станет с Дарком? Он принадлежит и Другим, и Клану. А Ура, она не случайно так на него похожа! Она родилась после того, как один из Других утолил свою надобность. Значит, покровители их так сильны, что способны сразу победить покровителя женщины Клана? Да, это похоже на правду. Если женщин, рожденных среди Других, избирает Пещерный Лев, каковы же покровители у мужчин? В Уре Клан тоже соединился с Другими. А может, среди нас появятся еще дети, подобные Дарку и Уре? Если эти дети останутся жить, Клан не исчезнет бесследно.

Наверное, Клан наш был обречен прежде, чем Эйла увидела таинство, не предназначенное для женских глаз. В ночь духи просто открыли мне, каков удел моего племени, – нам предстоит покинуть землю. Но частичка Клана сохранится, она будет жить в таких, как Дарк и Ура. Хотел бы я знать, унаследовал ли Дарк память предков? Будь он немного постарше, я устроил бы для него обряд. Впрочем, это не важно. Наделен он памятью или нет, он неразрывно связан с Кланом. Эйла, девочка моя, любимое мое дитя, ты приносишь счастье, я понял это, как только увидел тебя. Теперь я знаю, для чего ты попала к нам. Ты – наше спасение. Нас ждет гибель, но мы не умрем полностью».

Эйла принесла сыну кусочек холодного мяса. Когда она опустилась рядом с Кребом, он оторвался от своих размышлений и пристально посмотрел на нее.

– Знаешь, Креб, порой мне кажется, что Дарк не только мой сын, – задумчиво произнесла она. – С тех пор как у меня пропало молоко, он переходил от очага к очагу, от одной груди к другой, и теперь он повсюду как дома. Каждый рад накормить его. Словно детеныша пещерного медведя, его растит весь Клан.

Она ощутила на себе печальный и нежный взгляд Креба.

– Да, Эйла, так оно и есть, – откликнулся он. – Дарк – сын всего Клана. Единственный сын всего Клана.

Первые проблески рассвета проникли в проем пещеры. Лежа без сна, Эйла смотрела на сына, мирно посапывающего рядом с ней. Судя по ровному дыханию Креба, он тоже спал. «Как хорошо, что мы с Кребом поговорили», – подумала она, ощущая, что с души у нее свалился камень. И все же беспокойство, терзавшее ее весь вчерашний день, не унималось. Внутри у нее что-то тоскливо сжималось, ей казалось, что стены пещеры наваливаются на нее и душат. Не в силах лежать на месте, она вскочила, торопливо оделась и устремилась к выходу.

Оказавшись на свежем воздухе, она вдохнула всей грудью. Здесь, за пределами пещеры, тревога ее улеглась. Ледяной дождь хлестал по-прежнему, накидка Эйлы мгновенно промокла, но, все же, дрожа от холода, она пошлепала по размытому склону вниз, к ручью. Островки снега, почерневшего от копоти множества костров, таяли, и ручейки мутной воды вливались в бурный весенний поток, уже взломавший ледяные оковы.

Кожаная обувь Эйлы насквозь пропиталась грязью, к тому же на полдороге она поскользнулась и упала, перепачкав накидку. Волосы облепили ее спину длинными влажными прядями. Она долго стояла на берегу ручья, смотрела на бурлящую темную воду, на льдины, увлекаемые неведомо куда.

Стуча зубами, Эйла вскарабкалась по склону вверх. Небо, сплошь затянутое тучами, немного посветлело на востоке, над горной грядой. Внезапно Эйла почувствовала, что невидимая стена преградила ей вход в пещеру. Она с трудом преодолела себя.

– Эйла, ты вся мокрая. Зачем ты выходила в такой дождь? – удивленно спросил Креб, добавляя в огонь поленьев. – Снимай свою накидку и садись к очагу, хорошенько согрейся, а не то захвораешь.

Эйла переоделась и села рядом с Кребом. Некоторое время оба молчали, но теперь их молчание было проникнуто теплотой и пониманием.

– Креб, я так рада, что мы с тобой поговорили. Знаешь, я ходила сейчас к ручью. Лед уже тронулся. Скоро лето, мы опять будем подолгу гулять.

– Да, Эйла. Скоро лето. И мы будем подолгу гулять.

По телу Эйлы снова пробежала дрожь. Вдруг она с ужасающей отчетливостью поняла, что они с Кребом больше не будут гулять никогда. Поняла, что ему это известно тоже. Она протянула к нему руки, и они обнялись, словно перед неминуемой разлукой.

Вскоре дождь превратился в легкую морось, а к полудню небо слегка прояснилось. Слабые солнечные лучи пробились сквозь толщу туч, но они не могли согреть и высушить землю. Несмотря на унылую погоду и на то, что запасы в Клане подходили к концу, вечером предстояло празднество. Повод был чрезвычайно важный. Оге и Эбре предстояло принять участие в ритуале, во время которого семилетний Брак будет объявлен преемником вождя.

Ога не находила себе места от волнения. То и дело она вскакивала и проверяла, как там угощение, которое готовилось на нескольких кострах. Эбра пыталась успокоить ее, но ей и самой было не по себе. Брак, стремясь доказать, что он уже вполне взрослый, командовал не только детьми, но и женщинами, озабоченно снующими туда-сюда. Бран положил этому конец, отозвав мальчика в сторону, чтобы проверить, готов ли он к вечернему ритуалу. Эйла стряпала наравне с другими женщинами, к тому же вечером она должна была приготовить дурманное питье. Креб сказал, что чудодейственный напиток из корней им нынче не потребуется.

К концу дня небо прояснилось полностью, лишь изредка по нему проносились всклоченные облака. Полная луна залила своим холодным светом голый лес, еще не успевший по-весеннему оживиться. В глубине пещеры за самым дальним очагом сложили огромный костер и окружили его факелами.

Эйла в одиночестве сидела у себя, уставившись на потрескивающий огонь. Ей так и не удалось избавиться от томительного беспокойства. Томительное ощущение гнало Эйлу из пещеры, и она уже решила пойти к проему, поглядеть на луну. Но тут Бран подал знак к началу празднества, и вместе со всеми Эйла неохотно поплелась к ритуальному костру. Каждый занял надлежащее место. Когда люди затихли, из прибежища духов появился Мог-ур, по пятам за ним следовал Гув. Оба были облачены в медвежьи шкуры.