Гайдзин - Джеймс Клавелл

— Не все, — ответил он им, — достаточно, чтобы дать мне кое-какие предварительные наметки, но только когда они говорили по-английски. Мисамото сказал, что большую часть времени они говорили на другом языке, он думает, что на французском. Это подтверждает ещё одно: нам необходимы переводчики, которым можно доверять. Я предлагаю немедленно открыть языковую школу для наших самых одаренных сыновей.

— Школу? Какую школу? — промямлил Зукумура. Никто не обратил на него внимания.

— Я не согласен. — Обвислые щеки Тоямы затряслись. — Чем ближе наши сыновья будут к гайдзинам, тем больше заразы проникнет в них.

— Нет, — возразил Андзё, — мы будем лично отбирать учеников в неё, нам необходимы доверенные люди, говорящие на языках варваров. Мы голосуем: бакуфу получат приказ немедленно основать школу для изучения языков. Согласны? Хорошо, далее, письмо гайдзинам: мы продолжим применять тактику Ёси-самы, за день до назначенного срока мы известим их, что он прибудет «так скоро, как только возможно». Согласны?

— Простите, нет, — сказал он, — мы должны сделать как раз обратное. Мы должны отослать письмо вовремя, день в день, и произвести второй платеж, который у нас вымогают, также в срок.

Они недоуменно уставились на него, а Зукумура пробормотал:

— Письмо?

— Нам необходимо не давать гайдзинам обрести равновесие. Они будут ожидать, что мы снова начнем тянуть время, поэтому мы не станем этого делать, и тогда они поверят, что новая встреча через сто пятьдесят шесть дней тоже состоится, как назначено, чего, разумеется, не произойдет. Вот её — то мы непременно будем оттягивать и оттягивать и надеяться, что сведем их всех с ума. — Они рассмеялись вместе с ним, даже Зукумура, который не понял, почему они хохочут, но захохотал все равно, и ещё громче, когда Ёси сказал им, сколько раз он едва мог удержаться от смеха, видя, как их нетерпение разрушает их и без того зыбкую позицию на переговорах. — «Без своей свирепой собаки хозяин слаб, как щенок перед человеком с палкой».

— Что? Человек с палкой? — спросил Зукумура, тупо щурясь; глаза у него были как у дохлой трески. — Какая собака?

У Ёси сразу испортилось настроение при мысли, что теперь ему придется терпеть этого недоумка вечно. Несмотря на это, он объяснил, что без мускулистой руки, на которую опирались бы их жалобы, и без решимости воспользоваться ею враги были беспомощны.

— Без мускулистой руки? Не понимаю, Ёси-сама. Что за рука?

— Сила, — нетерпеливо произнес Андзё. — Сила! Их пушки и их корабли, Зукумура. А, ладно!

Старик Тояма проговорил, яростно сверкая глазами:

— Пока у них нет их флота, мы должны выжечь их, как скверну. Их заносчивость не поддается описанию, манеры их грубы, а что до их предводителя… я рад, что мне не пришлось присутствовать там, Ёси-сама, думаю, я бы не выдержал. Давайте сожжем их всех, не медля.

— Кого? Сожжем кого?

— Помолчите, Зукумура, — устало одернул его Андзё, — просто голосуйте, когда я вам скажу. Ёси-сама, я согласен с вашими доводами. Мы пошлем письмо в срок и выплатим вторую часть денег, которые они вымогают у нас, как договорились. Все голосуют за? Хорошо. Далее: теперь, когда мы разобрались с гайдзинами, а сёгун и принцесса благополучно следуют Северной дорогой, у нас почти не осталось дел на ближайшую неделю или около того.

— То, что им позволили уехать, было неверным решением, и эта ошибка ещё будет преследовать нас, — сказал Ёси.

— В этом вы ошибаетесь. Пожалуйста, подготовьте план, ваши соображения, как привести к покорности этого пса Сандзиро и Сацуму. Я голосую за то, чтобы мы встретились через две недели, если не случится ничего чрезвычайного…

Позже, возвращаясь в свои покои, Ёси перебрал в голове все возможные ситуации, которые могли бы потребовать его присутствия в Эдо, и ни одна из них не показалась ему вероятной, даже второе, скрытное, переданное шепотом приглашение посетить французский военный корабль, которое он ни принял, ни отклонил, но оставил открытым на последующие недели, не было срочным, поэтому он решил запустить в действие план, выработанный им и его женой Хосаки. Теперь же Андзё и его лучники преграждали ему дорогу.

Что предпринять?

— Доброй ночи, Андзё-сама, — сказал он, приняв решение. — Как всегда, я буду держать вас в курсе. — Скрывая беспокойство и чувствуя себя совершенно голым, он пришпорил своего коня, направляясь к арке. Никто из лучников не шевельнулся, ожидая приказа. Его люди и оба паланкина последовали за ним, как и он, ощущая себя беззащитными.

Андзё проводил их взглядом. Он был в бешенстве. Если бы не эти ружья, я приказал бы арестовать его, как и собирался. По какому обвинению? Государственная измена, заговор против сёгуна! Но Ёси никогда не предстал бы перед судом, о нет, прошу прощения, какие-нибудь дураки убили бы его, когда он попытался бы бежать от правосудия.

Внезапная острая резь в животе заставила его судорожно нашарить рукой сиденье. Бака доктора! Целительное средство должно существовать, они просто не могут найти его, сказал он себе, потом обрушил новые проклятия на Ёси и его людей, которые исчезли в дальнем арочном проходе.

Ёси теперь дышал свободнее, липкий пот страха больше не холодил ему спину. Он пустил лошадь рысью, углубляясь в лабиринт укреплений, минуя скудно освещенные коридоры, ещё стойла для лошадей и кладовые для упряжи, пока наконец не очутился перед задней стеной. Она была обшита деревом. Его люди спешились и зажгли факелы от тех, что горели на стенах.

Кнутом он показал на выступ сбоку. Его адъютант соскочил с лошади и резко потянул за него. Целая часть стены распахнулась им навстречу, открыв вход в тоннель, достаточно высокий и широкий, чтобы два всадника могли ехать по нему рядом. Он тотчас же тронул лошадь пятками. Когда паланкины и последний из его воинов въехали в тоннель и дверь опять закрылась, он облегченно вздохнул. Только тогда убрал он ружье в чехол.

«Если бы не ты, Ружье-сан, — с теплотой подумал он, — я, возможно, был бы трупом или по меньшей мере пленником. Иногда я вижу, что ружье действительно бывает лучше меча. Ты заслуживаешь имени. — Это был древний обычай религии синто: давать имена особым мечам или оружию или даже камням и деревьям. — Я назову тебя Нори, что может также означать „морская водоросль“ и будет игрой слов от „Нори Андзё“, пусть это напоминает мне о том, что ты спасло меня от него и что одна из твоих пуль принадлежит ему, в сердце или в голову».

— И-и-и-и, господин, — сказал капитан охраны, подъезжая к нему. — Ваша стрельба была истинным наслаждением для глаз.

— Благодарю вас, но вам и всем людям было приказано хранить молчание, пока я не разрешу говорить. Вы лишаетесь должности. Отправляйтесь в арьергард. — Пав духом, самурай заторопился прочь. — Вы, — обратился Ёси к его заместителю, — вы теперь капитан. — Он повернулся в седле и двинулся дальше, возглавляя кавалькаду.

Воздух в тоннеле был затхлым. Это был один из многих тайных ходов, превращавших замок в настоящие соты. На строительство замка с его тремя рвами и уносящейся ввысь главной башней ушло всего четыре года — по предложению сёгуна Торанаги пятьсот тысяч человек, не требуя с него никакой платы, с гордостью трудились день и ночь, пока он не был закончен.