Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

в своем сердце Мо Жань уже навесил на него так пугавший его ярлык «дурачок», ведь его ученик давно уже понял, что чем больше его Учитель волнуется, тем более отстраненный и равнодушный вид на себя напускает.

— Ну и что дальше? Зачем ты сюда подошел? — спокойно спросил Чу Ваньнин.

Неожиданно, этот вопрос попал прямо в цель, и улыбка застыла на лице Мо Жаня.

Мо Жань много чего хотел сделать.

Но фактически не мог ничего.

Что с того, что ему нравится Чу Ваньнин? Он понял это слишком поздно, и сейчас этот человек так бесконечно далек, что и не дотянуться. Кроме того, он потратил две жизни на то, чтобы добиться Ши Мэя, так как теперь сказать, что он любит совсем другого человека и хочет вернуться назад, чтобы сделать другой выбор. На самом деле, в сердце ему самому так и не удалось до конца принять этот факт.

Если бы сразу после возрождения он понял свои чувства, тогда, может, еще не все было бы потеряно.

Но сейчас это «открытие» лишь усилило его душевные страдания.

В прошлой жизни тело Чу Ваньнина слишком сильно пострадало от его рук, ведь он всегда рассматривал их постельные утехи, как самую жестокую пытку для этого гордого человека.

На самом деле, в глубине сердца Мо Жань всегда считал Чу Ваньнина бесконечно далеким от мирских забот, страстей и грешных желаний божеством.

Поэтому, чтобы сломить гордый дух Чу Ваньнина, Мо Вэйюй принуждал его к интимной близости множеством самых разных способов.

Но теперь он хотел поладить с Чу Ваньнином.

Мо Жань не мог больше думать об этом.

Вдруг резко поглупев, он точно знал лишь одно: впредь ему нужно держаться подальше от Учителя, вознести его на алтарь и поклоняться ему, как непорочному божеству.

Но оказалось, что его «любовь» на самом деле включает в себя еще и обжигающую тайную страсть.

И Мо Жань совершенно точно не мог позволить Чу Ваньнину узнать об этом. Все, что он мог, это сдерживать себя и, замаскировав свою любовь под «сердечную привязанность ученика к учителю», со всем почтением положить свои чувства к его ногам.

Поэтому Мо Жань ответил:

— ...Я только хотел, чтобы Учитель знал это.

— … — Чу Ваньнин безмятежно смотрел на него и молчал.

Тогда Мо Жань осторожно добавил:

— Просто не смог сдержаться, хотел, чтобы все узнали…

— Узнали что?

Мо Жань широко улыбнулся. Пламя, горящее в сияющих любовью угольно-черных глазах, скрыло бурлящее внутри него страстное желание.

— Узнали, как мне повезло, — с улыбкой ответил он, — ведь я обучаюсь у самого лучшего, прелучшего, наилучшего[144.3] Учителя в мире.

Он понимал, что его слова звучат коряво и неуклюже, но он постарался вложить всю душу в это признание.

Так уж вышло, что когда Мо Жань говорил искренне и от самого сердца, то неизбежно становился косноязычным и выражался как деревенщина.

Чу Ваньнин смотрел на него совершенно нечитаемым взглядом, только лишь чуть подрагивали длинные ресницы.

Мо Жань сделал глубокий вдох. Он не знал, откуда в нем взялась эта безрассудная храбрость, но он чувствовал, что если сейчас не использует этот момент, в жизни его вряд ли будет второй шанс так нагло и прямо выразить свои чувства.

Внезапно Мо Жань преклонил колени, чтобы оказаться на одном уровне с сидящим Чу Ваньнином. Досадно, но его тело было слишком большим, и даже в таком положении получилось так, что он смотрел на Учителя сверху вниз.

Но сейчас ему было все равно. Он чувствовал лишь, как бешено бьется его сердце, и стремительно бежит кровь по венам.

— Учитель.

Чу Ваньнин интуитивно понял, что дело принимает дурной оборот.

Глаза мужчины напротив него буквально обожгли его скрытой в них глубокой тоской и томлением, и Чу Ваньнин невольно отпрянул назад, испуганно уставившись на Мо Жаня снизу вверх.

Но, в конце концов, эта острая стрела все равно пронзила его сердце.

— Я люблю вас.

Все, ему было не сбежать. Скачущего по лесной чаще пятнистого оленя охотник поразил стрелой точно в ногу, и он обреченно опустился на землю. Ошарашенный Чу Ваньнин просто смотрел на Мо Жаня, ничего не слыша и не видя из-за нарастающего грохота крови в ушах…

Люблю... это слово содержало в себе столько скрытого смысла и трактовать его можно было очень широко.

Оно не такое откровенное и пылкое, как слово «влюблен[144.4]», которое способно в один миг обжечь сердце другого человека, но все же содержит так много самых разных подтекстов, позволяющих мужчинам и женщинам, сохранив видимость спокойствия, сказать о своих намерениях и выразить любовь, переполняющую их сердце.

Мо Жань думал про себя:

«Я люблю тебя, но не посмею нарушить твой душевный покой и навязывать свои чувства. Ты можешь думать, что это не более чем выражение дружеского расположения ученика своему учителю. Хотя я исполнен сожалений, для тебя так будет лучше».

В свою очередь Чу Ваньнин думал про себя:

«Только из жалости ты сказал, что любишь меня. Твоя любовь не более, чем благодарность за мое учение и спасение твоей жизни. Это не то чувство, о котором я мечтал, но для того, чтобы получить даже это дружеское расположение, я отдал все, что имел, и у меня больше нет козырей, которые можно было бы обменять, чтобы получить чуть больше твоей любви. Достаточно того, что я смог добиться твоего признания и любви как учитель. Я не буду навязываться и требовать большего».

Но они больше ничего не сказали друг другу, а наблюдавшие за ними люди были восхищены глубокой привязанностью между этим учителем и его учеником.

Только лишь сидящая в дальнем углу Лин-эр почувствовала, что что-то не так между этими двумя. Приглядевшись к красивому лицу Мо Жаня, она заметила старательно подавляемые им глубокое желание и страсть, нашедшие странный волнующий отклик в ее душе.

Но она была невинной сельской девушкой, выросшей в забытой богом деревне уезда Цзычан, где о голубых[144.5] слыхом не слыхивали. Поэтому хотя она и чувствовала какую-то странность, не могла сказать, в чем она заключалась.

В этом мире всегда найдутся распутные, беспринципные и черствые сердцем люди, что по жизни делают все, что хотят, не страшась кары небес.

Но если уж кто-то сможет запасть в сердце такому человеку, то любовь его будет как пламя, щедро политое растительным маслом. Он будет сгорать от ревности, страстно желать утолить жажду открыться