Хаски и его Учитель Белый Кот, Том II - Жоубао Бучи Жоу

не имеет ничего общего с отношениями между учителем и учеником, никак не связана с почтением и дружеской симпатией.

Он целиком и полностью влюблен в него, страстно жаждет его и нуждается в нем.

Он…

Пусть очень поздно, но он, наконец-то, осознал, что любит Чу Ваньнина.

Да! Это любовь!

Поразительно, насколько он был глуп и слеп, как закостенел в своих заблуждениях и нежелании видеть правду.

Только сегодня он постиг истину и прозрел.

Да, он любит Чу Ваньнина.

Теперь, когда окаменелая земля над ним пошла трещинами, Мо Жань, наконец, начал видеть ясно. Очень многие вещи, которые раньше он не мог понять, вопросы, на которые прежде не мог найти ответов, все они нашли разрешение, стоило ему, пусть и запоздало, осознать свою любовь.

Однако у него не было времени распробовать эту мысль и всесторонне обдумать ее.

С громким «бум» барабанная дробь стихла, а потом, как рябь на водной глади, эхо ударов стихло.

И именно в этот момент, не раньше и не позже, на его колено опустился соломенный венок. В растерянности он взял венок и, подняв глаза, увидел, как Чу Ваньнин с облегченным вздохом одной рукой сдернул черную повязку с сияющих ярче луны глаз феникса и без задней мысли осмотрелся по сторонам.

Ему тоже было интересно, к кому попал венок, когда он перестал бить в барабан.

В итоге его взгляд встретился со взглядом Мо Жаня.

Чу Ваньнин: — …

Мо Жань: — …

Нет ничего более смущающего, чем когда ты видишь, что он подглядывает за тобой, но ты-то в этот момент тоже подглядываешь за ним. Взгляды на миг переплетаются и тут же, пытаясь улизнуть, расходятся в стороны.

Но уже мгновение спустя Чу Ваньнин забыл о том, что нужно прятать взгляд, пораженный глупым влюбленным выражением на красивом и решительном лице Мо Жаня. Эта обжигающе горячая и ничем не прикрытая любовь была ярче костра, громче шумной толпы и несокрушимее земной тверди.

Глаза Чу Ваньнина чуть расширились.

— Удачи, бессмертный Мо! — с улыбкой сказал староста, поднося к Мо Жаню чашу с жребием.

Мо Жань замер в нерешительности, но, в соответствии с правилами, все же водрузил венок на голову. Черные глаза ярко сияли, сердце пребывало в смятении. Покрыв голову, он снова внимательно посмотрел на Чу Ваньнина, и, удивительно, но в свете пламени его загорелое лицо вспыхнуло ярким румянцем.

Заметив его странное поведение, Чу Ваньнин был смущен и напуган. Его глаза расширились еще больше и стали почти круглыми.

Под прямым взглядом Чу Ваньнина Мо Жань опустил ресницы и, плотно сжав губы, не проронил ни слова. Он выглядел покорным, даже немного робким.

Сейчас Мо Вэйюй был так похож на не слишком умного юношу, который наконец-то понял, что влюблен в красавицу. Эта его первая любовь казалась такой неловкой и неуклюжей, даже немного жалкой, но в то же время не могла не вызывать умиления.

Чу Ваньнин: — …

Если до этого он был просто напуган, то теперь, можно сказать, что он был в ужасе.

…он боялся сотворить что-нибудь безрассудное!

Как же вышло, что этот здоровенный дурень[143.7] вдруг так изменился и теперь творит все, что хочет, не считаясь ни с кем. Не иначе по ошибке выпил какое-нибудь магическое зелье?

Автору есть что сказать:

Маленькое представление «Почему ты не среагировал[143.8]?»

Лин-эр: — Бессмертный господин, почему вы не отреагировали, когда я обняла вас? Может, у вас болезнь[143.9] какая? (Или ему не нравятся пышки?) Хотите пригласим лекаря, пусть осмотрит вас, выпишет секретный рецепт, который и мертвого поднимет.

Мо Жань: — ...Барышня… причина в том, что этот рукав отрезан[143.10], просто прими это.

Лин-эр: — Переживаете, что у вас рукав порвался? Давайте, я помогу вам его зашить!

[Визуал к главе 143]

Глава 144. Учитель, я люблю вас

Мо Жань неторопливо достал из чаши листочек бумаги и развернул его.

Бегло пробежав глазами по строчкам, он облегченно выдохнул, но уже спустя секунду немного напрягся.

— Что там? — спросил деревенский староста.

Мо Жань передал ему бумагу. Ознакомившись с ее содержимым, староста хохотнул:

— Ха-ха-ха! К счастью, с бессмертным господином Мо к нам в гости не пожаловал никто из его сестриц-наставниц и младших сестриц по обучению, а то, чего доброго, кто-нибудь точно был бы обижен.

Чу Ваньнину с самого начала было интересно, что там за вопрос вытащит Мо Жань, а после слов старосты его любопытство достигло апогея, и он уставился на бумажку так, словно хотел просверлить в ней дыру.

Мо Жань со смехом сказал:

— Но, староста, посмотрите, что здесь написано. Разве это не нарушение правил? Всем задавали один вопрос, а тут целых три.

— Господин даос на редкость удачлив, раз вытащил именно этот жребий, — ответил староста, — но если вам не нравится, то можете бросить эту бумагу назад и попробовать вытянуть еще раз.

Если заново тянуть жребий, то не факт, что ему не выпадет что-то вроде «какая женщина красивее: с длинными ногами или с тонкой талией» или что-то в этом роде, поэтому Мо Жань с улыбкой отмахнулся от его предложения:

— Ясно, ясно. Оставим этот.

С этими словами он вернул бумагу старосте и объявил:

— Я вытянул вопрос: расскажите о трех самых любимых людях в вашей жизни.

Чу Ваньнин: — …

В этот момент к костру вернулась Лин-эр. Глаза девушки были красными от слез. Так как она боялась, что на свету односельчане сразу это заметят, то села подальше от огня, поэтому Мо Жань ее не заметил.

На самом деле, после того, как Мо Жань огласил вопрос, он вообще ни на кого не смотрел. Этот вопрос был слишком личным, поэтому не только он, но и все собравшиеся у костра почувствовали себя немного неловко. В ожидании его ответа все молчали и смотрели на огонь.

Языки пламени плясали в черных глазах, отбрасывая причудливые тени на загорелое лицо. В глубокой задумчивости Мо Жань долго смотрел на пламя, прежде чем заговорил:

— Тогда сначала я расскажу о моей маме... Я потерял ее рано, и, честно говоря, теперь уже плохо помню, как она выглядела. Я только знаю, что когда она была рядом, у меня всегда была еда и спокойный сладкий сон. Поэтому, если нужно назвать трех самых любимых людей, то она будет первой из них.

Деревенский староста кивнул:

— Безгранична материнская