Некоторые вопросы теории катастроф - Мариша Пессл

– Американцы ненавидят открытые финалы, – говорил папа. – Им легче зуб сверлить, чем посмотреть фильм вроде «Приключения»; не только потому, что они терпеть не могут, когда что-нибудь остается на волю воображения, – мы ведь говорим о стране, где изобрели спандекс, – но еще и потому, что американцы невероятно самоуверенны. Они знают, что такое Семья, как отличить Добро от Зла, они знают Бога – многие утверждают, что запросто с Ним общаются. И они лучше сами себе руку отстрелят из собственной полуавтоматической винтовки, чем допустят хотя бы мысль, что мы не так уж хорошо знаем своих друзей и близких, да и себя любимых тоже. А по-моему, это замечательно – признать свое неведение и не пытаться контролировать всё и вся. Если разведешь руками: «Кто его знает?» – можно просто жить, не мудрствуя лукаво, как paparazzi, puttane, cognoscenti, tappisti…[442] (На этом месте я прекращала слушать; переключившись на итальянский, папа несся, не разбирая дороги, как черт на «харлее»: быстро и громко, чтобы все прохожие оглядывались.)

Было уже больше шести. Солнце потихоньку отступало к горизонту, и на полу моей комнаты черным кружевом лежали тени, словно тощие вдовы, отравленные мышьяком. Я сползла с кровати и спрятала папку и фотографию Ханны-панкерши в левый верхний ящик стола (туда же, где хранилась ее книжка о Чарльзе Мэнсоне). Подумала, не позвонить ли Мильтону, рассказать ему обо всем, но тут услышала, как к дому подъезжает «вольво». Через полминуты папа уже вошел в прихожую.

Когда я спустилась, он, стоя возле раскрытой входной двери, читал передовицу южноафриканской «Кейп дейли пресс».

– Что за шуточки… – бормотал он с отвращением. – Бедные неорганизованные дурни… Когда же кончится это безумие?.. Нет, не кончится, пока они ума не наберутся… Хотя все возможно, случались вещи и почуднее… – Он мрачно глянул на меня и вернулся к статье. – Радость моя, в Конго опять массово убивают повстанцев, человек пятьсот…

Тут он присмотрелся ко мне внимательней.

– В чем дело? Вид у тебя усталый. До сих пор не спишь? У меня тоже был неприятный период бессонницы – в семьдесят четвертом, в Гарварде…

– Все нормально.

Папа, кажется, хотел возразить, но передумал. Улыбнулся, сложил газету.

– Ну ничего! Что у нас на завтра намечено, помнишь? Или забыла про наш день безделья? Прекрасное озеро Пеннебейкер!

Я и правда забыла. Папа готовился к этой поездке с таким азартом, словно англичанин капитан Скотт – к первой в мире экспедиции на Южный полюс, в надежде обогнать норвежца капитана Амундсена (в нашем случае папа надеялся обогнать всех пенсионеров и первым ухватить напрокат лодку и столик для пикника в тенечке).

– Прогулка на озере! – Папа бегло поцеловал меня в щеку, подхватил кейс и направился к лестнице. – Должен признаться, меня это увлекает. А мы еще зацепим самый хвостик ярмарки ремесел первых поселенцев! По-моему, нам с тобой просто необходимо провести день на солнышке, не думая о печальном положении дел в мире, хотя, подозреваю, толпы отдыхающих живо напомнят, что я уже не в Швейцарии!

[443]

До утра понедельника я глаз не сомкнула ни на секунду – за вечер субботы и большую часть воскресенья прочитала все 782 страницы «Эвапористов» (Буддель, 1980) – биографической книги о Борисе и Беренике Почечник, венгерской супружеской паре аферистов. Они тридцать девять раз инсценировали свою смерть, возрождаясь под новым именем, причем каждый раз все действо было срежиссировано тщательно и с размахом, не хуже, чем балет «Лебединое озеро» в Большом театре. Также я заново просмотрела статистику о пропавших без вести в «Альманахе странностей и отклонений в поведении американцев» (изд. 1994). Оказалось, что двое из каждых тридцати девяти взрослых беглецов сбежали «просто от скуки» (99,2 процента из них были женаты или замужем и утверждали, что жизнь их стала пресной из-за «бесцветной супруги или супруга»), двадцать один человек из этих же тридцати девяти ударились в бега потому, что «им грозила железная пята закона», – все это были мелкие мошенники, жулики и уголовники. Одиннадцать из тридцати девяти до бегства довели наркотики, трое «спасались» от итальянской или русской мафии, а двое сбежали по невыясненным причинам.

Кроме того, я дочитала «Историю линчевания на американском Юге» (Киттсон, 1966). Этой книге я обязана самым волнующим своим открытием: среди рабовладельцев Джорджии была популярна особая техника повешения, вновь получившая распространение в 1915 г., при возрождении ку-клукс-клана. Считалось, что ее изобрел сам судья Чарльз Линч, а называли ее «стрекоза в полете», потому что при таком способе «тело повешенного резко взмывало в воздух» (стр. 213). «Способ получил широкое распространение благодаря своему удобству, – пишет Эд Киттсон на стр. 214. – Нет необходимости собирать толпу линчевателей, человек со среднеразвитой мускулатурой вполне способен справиться с задачей в одиночку. Петля и блок имеют свои особенности, но их нетрудно освоить на практике. Используется затягивающийся узел типа скользящего булиня – обычно применяют узел „Хонда“, а другой конец веревки прикрепляют к крепкой ветке дерева с помощью так называемого лесного или бревенчатого узла. Когда жертву поднимают на высоту от трех до шести футов, лесной узел затягивается не хуже, чем узел-констриктор. За один только 1919 год этим способом было совершено тридцать девять линчеваний». Была в книге и иллюстрация – открытка с изображением линчевания, «распространенный на старом Юге сувенир». По краю открытки шла надпись: «1917, Мелвилл, Миссисипи. Наша стрекоза в полете: его тело возносится к небесам, а душа отправляется в преисподнюю» (стр. 215).

Воодушевившись таким познавательным чтением, я на свободном уроке обошла вниманием операцию «Барбаросса» в углубленном учебнике всемирной истории «Наша жизнь, наша эпоха» (Клэнтон, изд. 2001 г.), обратившись вместо этого к жутенькой книжечке «Код смерти» (Ли, 1987), которую принесла из дома, из папиной библиотеки. Автор, Франклин Ч. Ли, – один из величайших частных сыскарей Лос-Анджелеса. Я ее начала читать еще на первом уроке – углубленной литературе. («Синь! Почему ты села в заднем ряду?» – испуганно спросила миз Симпсон. «Потому что я расследую убийство, а никто, кроме меня, не почешется!» – хотелось мне крикнуть, но я, конечно, не крикнула. Сказала, что доска отблескивает и с моего обычного места не видно, что на ней написано.) Возле списка рекомендованной литературы Тра и Тру затеяли ежедневный марафон сплетен, а подзуживала их приятельница, Носишка Хеммингс. Мистер Флетчер, как обычно, уткнулся в сборник кроссвордов (изд. «Джонсон», 2000) и ничего не замечал. Я уже хотела им сказать, чтобы заткнулись наконец (поразительно, какую уверенность в себе порождает следовательская работа), но вместо этого стала подслушивать.