Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон

Научная фантастика есть то, что она есть, из-за того, что она делает. Харлан Эллисон есть то, что он есть, из-за того, что он делает. Будьте внимательны и не путайте первое со вторым.

Они, пылая, падали с лимонно-желтого неба и гибли тысячами в первый же день. Их вопли эхом отдавались в наших головах, и женщины бежали к холмам, спасаясь от этих звуков, но спасения от них не было… Его не было ни для кого из нас. Небо полыхало смертью, а самым ужасным и невероятным во всем было то, что… погибали не мы! Все это началось поздним вечером. Первая космическая искра прорезала ночную тьму. Потом, когда она еще не погасла, вспыхнула вторая, и третья, и вскоре небо превратилось в витрину ювелира, сверкавшую блеском невиданных бриллиантов.

Я был на крыше обсерватории и видел их все, сверкающие острия, огненным дождем летящие вниз. Почему-то я сразу понял и даже – еще до того, как нам удалось хоть что-то выяснить – знал: происходит нечто очень важное. Важное не в том смысле, в каком важно дополнительное пластихромовое покрытие на стабилизаторе твоего нового коптера… и важное не в том смысле, в каком важна война… но важное как процесс рождения Вселенной, как ее грядущая смерть. И язнал, что сейчас это происходит всюду – по всей Земле.

Никаких сомнений не было. По всему небосводу они падали и горели, горели и падали. Но небо не слишком просветлело. На нем просто вспыхивали миллионы новых звезд, каждая из которых жила доли секунды.

Я смотрел на все это, когда Порталес окликнул меня.

–Фрэнк! Фрэнк, спускайся сюда… Это же фантастика!

Я скользнул вниз по винтовой лестнице и увидел, что Порталес припал к окуляру телескопа. Он лупил кулаком по ручке верньера и, похоже, сам этого не сознавал.

–Посмотри, Фрэнк. Ты только посмотри на это!– Судя по его дрожащему голосу, он не мог поверить своим глазам.

Я оттолкнул его в сторону и прильнул к окуляру. Телескоп был нацелен на Марс. Марсианское небо тоже пылало. Те же вспыхивающие огоньки, тот же фейерверк, обрушивающийся на поверхность планеты. Этот вечер был предназначен для наблюдения за Марсом, прибор был настроен точнехонько в нужном направлении, и явидел все идеально: вспышки и тьму, по всей поверхности красной планеты.

–Позвони Байкелу на Уилсон,– приказал я.– Спроси его оВенере.

Я слышал, как Порталес набирает номер. Краем уха я слышал разговор Порталеса сАароном Байкелом из обсерватории на горе Уилсон. Мне было видно отражение мерцающего дисплея видеофона на полированной поверхности телескопа. И даже не поворачиваясь, я знал, каким будет ответ.

Порталес выключил видеофон, отражение дисплея исчезло.

–У них то же самое,– резко, с вызовом, произнес он, словно провоцируя меня на столь же резкий ответ.

Я оставил это без внимания. Он уже три года пытался подсидеть меня и заполучить работу директора обсерватории, так что к его враждебности я давно привык, хотя и пытался порой – без особого успеха – ставить его на место.

Понаблюдав еще немного, я спустился из-под купола.

Внизу я включил коротковолновый приемник и принялся крутить ручку настройки, пытаясь узнать, о чем говорят вТокио, Гейдельберге или Иоганнесбурге. Но ни единого упоминания об этом феномене я так и не услышал, хотя был уверен, что видели это повсюду.

Я снова вернулся под купол, чтобы перенастроить телескоп.

После недолгого препирательства сПорталесом я опустил телескоп, чтобы добиться четкого изображения внутри атмосферного слоя, задал направление тубусу и попытался сделать быстрый обзор неба, но никак не мог поймать вспышки света в самый момент их появления. Тогда я перешел на фоторегистратор, сменив объектив на широкоугольник, отключил механизм вращения тубуса и настроил аппарат на автосъемку. Я рассчитывал на то, что частота вспышек позволит хотя бы одному объекту оказаться в фокусе.

После этого я спустился вниз и снова включил приемник. Я крутил ручку настройки два часа и все-таки умудрился поймать передачу новостей из Швейцарии. Конечно же, я оказался прав – такое происходило повсюду.

Через два часа мне позвонил Порталес и сказал, что у нас накопился уже целый рулон снимков – и не пора ли их проявить? Довериться его инфантильным порывам и позволить загубить бесценный снимок было бы как минимум неразумно, поэтому я приказал оставить фотопленку в контейнере, добавив, что уже иду наверх и займусь снимками сам.

Когда фотографии вынули из проявителя, я пробежался пальцами по нескольким дюжинам снимков пустого пространства, пока не выловил десяток таких, на которые рассчитывал.

Это не были метеориты.

Вовсе нет.

Каждый из огоньков в небе был существом. Живым существом. Но не человеком. О, нет – не человеком.

Фотографии позволяли определить их внешний вид, но только после того, как корабль проекта «Захват» поднялся в небо и выловил одного из них, мы осознали, насколько они огромны, поняли, что светятся они изнутри и что они… телепаты.

Кроме того, я понял, что пленить любого из них не составляло труда.

Корабль открыл грузовой люк и включил механизмы, служившие для сбора космического мусора. Существо могло бы воспрепятствовать тому, чтобы его затащило в корабль – просто ухватившись своей семипалой лапой за края люка. Но ему было любопытно. Созданиям этим, как мы узнали позже, было пять тысяч лет, они понятия не имели, насколько удалось развиться нашей цивилизации, и поэтому существу все было очень интересно. Вот оно и нырнуло в люк.

Меня вместе с пятью сотнями других ученых (Порталес тоже умудрился выбить себе местечко в группе благодаря старому шарлатану сенатору Гуверману) пригласили вСмитсонианский институт, где содержали нашего пришельца. И мы застыли в изумлении. Мы стояли… и дивились.

Он – или она, мы так и не узнали – был копией египетского бога Ра.

Голова ястреба – во всяком случае казавшаяся головой ястреба – с огромными зелеными глазами, в которых плясали багровые, янтарные и черные искорки. Худое, почти изможденное тело, но гуманоидное, с двумя руками и двумя ногами.

Изгибы и суставы на теле располагались не там, где они могли быть у человека, но грудная клетка выделялась четко, как выделялись и ягодицы, колени и подбородок.

Существо было приглушенного, молочно-белого цвета, не считая ястребиного хохолка ярко-синего, чуть бледневшего в нижней своей части. Клюв был светло-голубым, постепенно сливавшимся с бледной кожей существа. На ногах у него было по семь пальцев – и по семь когтей на каждой руке.

Бог Ра. Бог Солнца. Бог света.