Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон

Создание светилось изнутри неяркой, но отчетливой аурой, которая окружала его словно нимб. Мы стояли и, задрав головы, смотрели на нашего гостя. Что тут было сказать – перед нами предстало Оно, первое живое существо из иного мира. Вот уже несколько лет, как мы вышли в космос,– то есть, за пределы Луны, чего мы добились в1963году, да еще совершенный нами облет Марса в1966-м – и унас было понимание того, что Вселенная бесконечна и безгранична, и вней мы можем столкнуться с невероятными существами, превосходящими наше воображение. Но это существо было первым.

Мы смотрели на него снизу вверх. Росту в нем было тринадцать футов.

Порталес нашептывал что-то Карлу Леусу из Калифорнийского технологического института.

Я негромко фыркнул: этот пройдоха никогда не сдается, а наглости его можно только позавидовать. Навязать себя он умел. Леус слушал без малейших эмоций. Было ясно, что ему нисколько не интересно то, что мог сказать ему Порталес, но в1963году Леус стал лауреатом Нобеля и стех пор считал, что обязан быть вежливым даже с такими беспардонными болтунами, как мой ассистент.

Военный, чье имя я сразу же забыл, расположился на платформе рядом с огромной стеклянной клеткой, в которой неподвижно стояло Существо, внимательно наблюдавшее за нами.

В щель кормушки напихали самой разной пищи, но Существо даже не притронулось к еде. Оно стояло, глядя на нас с высоты своего роста, и молчало, словно наслаждаясь спектаклем, спокойное и даже безразличное.

–Господа, господа, минуточку внимания!– воскликнул военный. Молчание воцарилось не сразу. В этом чувствовалось неуважение к вояке и кего мерам безопасности, которые уже причинили нам массу неудобств. В этом, похоже, были солидарны все, стоявшие у подножия клетки.

–Мы собрали вас здесь,– напыщенный осел налегал на это «мы», словно он был воплощением правительства,– чтобы попытаться разгадать тайну: что это за существо и что ему нужно на Земле. Мы полагаем, что это существо представляет собой большую угрозу…– и понес чушь в том же духе, словно пародируя все прежние страшилки, которыми нас кормили, рассказывая почти обо всех странах на Земле. Он явно не чувствовал, с какой издевкой мы смотрели на него и скаким удовольствием согнали бы его с платформы свистом и насмешками. Существо это никакой угрозы не представляло. Если бы мы не поймали его или ее, оно сгорело бы точно так же, как и его сотоварищи, влетая в плотные слои атмосферы.

Но мы дослушали его до конца. Потом подошли поближе и уставились на существо. Оно приоткрыло клюв в каком-то подобии улыбки, и меня начала бить дрожь. Дрожь, какая случается, когда слушаешь драматичную музыку или занимаешься любовью. Ощущение было таким, словно дрожали все клетки моего тела. Я не могу это объяснить, но это явно была прелюдия к чему-то. Я отогнал все мысли и просто перестал существовать, если Cogito Ergo Sum и впрямь настоящий тест на существование. Я перестал думать и вдохнул этот аромат инакости, странности, впитывая в себя запах космоса и дальних миров, в особенности одного из них.

Мира, в котором ветры были так сильны, что их обитателям пришлось отрастить шипы на ногах, которыми они впивались в грунт, чтобы сохранить равновесие. Мира, где листва взрывалась всеми цветами радуги в один сезон, а вследующем – бледнела, выцветала, словно мертвенная плоть личинки. Мира, где три луны плыли по лазурному небу и пели в своем полете, играя на невидимой лютне, а моря и пустыни аккомпанировали им. Мира чудес, более древнего, чем человечество, древнее памяти Вселенной.

Внезапно я осознал, что слушаю это существо. Итк было его – имя?– вид?– пол?– в общем, что-то. Он был одним из пятисот тысяч таких же, как он сам – тех, что прибыли в систему Сол.

Прибыли? Нет, пожалуй, это было неверное слово. Не на ракетах, ничего столь банального. И не искривляя пространство. И даже не с помощью силы мысли. Но этот прыжок из их мира – как его было назвать? Это было нечто, чего не мог выразить человеческий язык, чего не могло себе представить человеческое воображение. Они прибыли к нам в считанные секунды. Нет, не мгновенно. Это потребовало бы сложной техники или гигантской силы мысли.

Это было за пределами подобных вариантов, выше них. Это была сама сущность перемещения. Но они прибыли. Миновав мега-галактики, преодолев тысячи световых лет, невообразимое расстояние, иИтк был одним из них.

И потом он начал говорить с некоторыми из нас.

Не со всеми, я видел, что кое-кто вовсе его не слышал. Я не связываю это с чем-то хорошим или плохим в каждом из нас, или с умом, или даже с восприимчивостью. Возможно, это было прихотью Итка, либо же он делал это по необходимости. Но как бы то ни было, он говорил только с некоторыми из нас. Я видел, что Порталес не воспринимал ничего, однако лицо старого Карла Леуса выражало восторг, и язнал, что он слышит Итка.

Существо общалось с нами телепатически. Это не удивило меня, не озадачило и даже не шокировало. Словно так оно и должно было быть. Это замечательным образом гармонировало с размерами Итка, его внешним видом, его аурой и тем, как он появился у нас.

И он говорил с нами.

А когда он закончил, некоторые из нас взобрались на платформу и сняли крепления, которыми запиралась стеклянная клетка; хотя все мы знали, что Итк, захоти он этого, мог бы покинуть ее в любое мгновение. Но Итку хотелось знать – до того, как он сгорел бы, как мириады его собратьев – и понять нас, обитателей Земли. Он удовлетворил свое любопытство, сделав остановку на малое время, прежде чем самоуничтожиться, сгореть. Ведь это было интересно… потому что когда последний раз его соплеменники появились здесь, на Земле не было существ, способных выходить в космос – даже на такие мизерные расстояния, которые удалось преодолеть нам.

Но теперь временная остановка подошла к концу, иИтку нужно было завершить свое путешествие. Он проделал немыслимо огромный путь с какой-то целью, и теперь, как бы ни было ему интересно, он спешил присоединиться к своим собратьям.

Мы открыли клетку – которая и так не могла удерживать существо, способное покинуть ее в любой момент – и там был Итк! нет, не был. Он исчез! А небо продолжало пылать. Еще одна игла вонзилась в атмосферу и сгорела без следа. Итка больше не было.

Разошлись и мы.

В этот же вечер Карл Леус выбросился с тридцать второго этажа небоскреба вВашингтоне. Еще девятеро погибли в тот же день. И, хотя сам я кэтому готов не был, во мне тоже притаилась смерть. С чувством опустошенности, тщетности и безнадежности, я вернулся в обсерваторию и пытался отделаться от воспоминаний всего, что говорил Итк – изгнать их из мыслей и души. Будь я столь же восприимчив, как Леус, или любой из девяти остальных, я бы немедленно покончил с собой. Но мне было до них далеко. Они осознали всю глубину того, что он им сказал, а осознав, лишили себя жизни. Я мог понять их поступок.

Порталес пришел ко мне сразу же, как узнал об этом.

–Они… Они покончили с собой,– пролепетал он. Мне осточертели его постоянные приставания. Надоели настолько, что у меня уже не было никакого желания ссориться с ним.