Королева Виктория - Кристофер Хибберт

Не было опасным для королевы и покушение на ее жизнь, состоявшееся 19 мая 1849 г., когда безработный и к тому же неуравновешенный в психическом плане ирландец Уильям Гамильтон, позаимствовав у своей хозяйки револьвер, попытался выстрелить в карету королевы, когда та проезжала по Конститьюшн-Хилл. Однако поскольку он забыл зарядить оружие перед употреблением, а также ввиду его совершенно очевидного помешательства снова не было никакой проблемы с наказанием преступника. Его приговорили к семилетней высылке из страны. После этого, четвертого по счету, покушения на жизнь королевы и ее восшествия на трон лорд Шефтсбери записал в своем дневнике: «Распутный Георг IV прожил жизнь отъявленного негодяя и сумасброда, но без каких бы то ни было попыток отнять ее у него. А эта мягкая и весьма добродетельная женщина уже четвертый раз за свой короткий срок правления становится объектом посягательства со стороны маньяков».

Не успела напуганная нападением Гамильтона королева успокоиться, как произошло новое покушение. В июле следующего года королева отправилась в Кембридж-Хаус навестить своего дядюшку Адольфуса, который неожиданно приболел и нуждался в моральной поддержке. Помимо самой королевы в карете находились принц Уэльский, принц Альфред, принцесса Алиса и Фани Джоселин — одна из самых любимых фрейлин королевы. А карету ее сопровождал один-единственный конюший, который отстал от экипажа в тот момент, когда он проезжал через узкую арку ворот. В этот момент из собравшейся на тротуаре толпы зевак вышел смертельно бледный молодой человек с белокурыми волосами и нанес королеве тяжелым медным наконечником массивной трости сильный удар по голове. Королева повалилась на сиденье кареты. Девятилетний принц Уэльский мгновенно стал пунцовым от охватившего его страха, Фани Джоселин громко закричала и бросилась к королеве, а остальные просто замерли от испуга и неожиданности. Минуту спустя королева пришла в себя и даже попыталась подняться, постоянно повторяя как заклинание: «Ничего страшного, со мной все в порядке!» Затем она обратилась к столпившимся на тротуаре людям и попросила, чтобы они не растерзали покушавшегося на ее жизнь преступника. Позже выяснилось, что это был Роберт Пэйт, сумасшедший молодой лейтенант 10-го гусарского полка, недавно вышедший в отставку по состоянию здоровья. Любопытно, что он был сыном весьма уважаемого шерифа Кембриджа. Королева была в шоке.

«Конечно, это ужасно, это просто чудовищно, — отметила королева в дневнике, — что я, беззащитная молодая женщина (тридцати одного года от роду), окруженная своими детьми, оказалась подвергнутой столь наглому и ничем не оправданному нападению. А самое ужасное заключается в том, что я теперь просто боюсь выходить из дому и садиться в карету. Когда мужчина бьет женщину — это ужасно само по себе, но когда мужчина наносит удар королеве, это ужасно вдвойне. Как и многие другие, я полагаю, что подобное нападение является более тяжким преступлением, чем любой выстрел из револьвера. Что тоже, конечно, плохо, но хоть как-то поддается объяснению. А сейчас мне просто страшно покидать свой дом и каждый раз волноваться при виде любого приближающегося к моей карете человека».

Однако камергер королевы лорд Хардвик выразил совершенно неожиданное предположение, что эти покушения на» королеву являются своеобразным проявлением всенародной любви и всеобщего почитания. Впрочем, аналогичное мнение не раз высказывала и сама королева, когда говорила, что никакая опасность не стоит того, чтобы отказаться от публичных выступлений и появления на публике без специальных мер предосторожности.

Разумеется, после покушения Эдуарда Оксфорда королева стала пользоваться особенно большой популярностью у простых англичан. На улицах ее всегда встречали восторженные поклонники, а в опере многие размахивали носовыми платками, выражая тем самым симпатии к невинной жертве преступников. А после злосчастного удара тростью по голове королеву стали принимать просто на ура. Королеву не только приветствовали на улицах и в театрах, но и посвящали ей статьи в прессе, чего уже давно не наблюдалось. А в оперном театре зрители стоя аплодировали королеве, которая с синяком под глазом и забинтованной головой находилась на балконе. Спектакль был прерван, а труппа с особым вдохновением спела «Боже, храни королеву». Правда, после покушения Роберта Пэйта ей настойчиво советовали не появляться в местах большого скопления людей, но королева резонно заметила, что если она не приедет в театр, то все подумают, что она серьезно пострадала от этого инцидента или испугалась нового покушения. «Но вы же действительно пострадали, мадам», — решительно воспротивились ее личные врачи. «Да, это так, — согласилась королева, — но если я все же появлюсь в театре, то все сразу узнают, что я не придаю этому слишком большого значения».

Гладстон высказал весьма категоричное мнение, что все люди, которые стреляли в королеву или угрожали ей каким-либо образом, являются сумасшедшими. Но при этом он, конечно, не мог назвать сумасшедшими ирландских революционеров, которые были известны в Англии под названием «фениев» и готовы были любой ценой добиваться создания в Ирландии независимой республики. А все эти люди представляли для жизни королевы гораздо большую угрозу, чем какие-то сумасшедшие маньяки-одиночки. В последние месяцы 1867 г., например, пришло сообщение из Манчестера, в котором говорилось, что там за убийство полицейского к смертной казни приговорены три фения. Узнав об этом, генерал Грей решил усилить охрану королевских дворцов, а Балморал окружить солдатами. Королева сочла предложение Грея «слишком глупым». Фении, по ее мнению, были не настолько глупы, чтобы брать штурмом летнюю резиденцию монарха, а если и сделают это, то получат серьезный отпор. Однако через некоторое время она хотя и неохотно, но все же согласилась, чтобы вокруг Балморала были размещены подразделения 93-го шотландского полка

В конце концов королеву убедили в том, что ирландцы никогда не смогут примириться с господством Англии, которую глубоко ненавидят. Этим они и отличаются от лояльных и преданных шотландцев. «Нам нужно повесить этих негодяев, — говорила королева старшей дочери, несмотря на свое принципиальное неприятие смертной казни. — И уже давно следовало бы это сделать». Однако когда манчестерских узников повесили, королева молилась за них.

Смертная казнь манчестерских преступников привела к угрозе нового насилия. Вскоре пришло сообщение, что группа отчаянных фениев направилась в Осборн с целью похищения и казни королевы. Генерал Грей стал умолять ее покинуть остров хоть на какое-то время, поскольку это место было открыто для нападения с моря и его очень трудно защитить от преступников, С таким же предложением обратился к королеве и лорд Дерби. Но королева твердо стояла на своем и самым категорическим образом отказывалась даже обсуждать этот вопрос. Кроме того, у нее закралось подозрение, что они хотят использовать эту угрозу для того, чтобы выманить ее из Осборна в Лондон или Виндзор. Конечно, ей было жаль встревоженного генерала Грея, но она предпочла остаться в своей резиденции. Правда, при этом королева дала согласие на размещение вокруг дворца дополнительных воинских частей и полицейских отрядов и на введение более строгих условий пропуска посторонних лиц. Ее долго уговаривали, чтобы она согласилась находиться в окружении вооруженных телохранителей, однако королева решительно отвергла это предложение, ничего не имея против присутствия лишь одного из них.