Павлик - Олег Иванович Чапаев

сон это да к чему пирамида мне та снилась. Видно, что-то во мне самом до меня же достучаться и пыталось через сны, а я… – типичный московский аллигатор с неистребляемой в это утро улыбкой махнул рукой и присел на кресло, обняв притихшего Павлика за плечи, – а я все, как дурачок деревенский, в мираж всеми руками и ногами вцепился. Вот, собственно, все, что я по поводу той пирамиды думаю. Ну а вы что скажете?

– Охренеть, Игорь Сергеевич, вот и все, что я по этому поводу сказать могу!

– В каком это смысле – охренеть?

– В прямом, – Павлик пожал плечами, сорвал травинку и принялся ее жевать, задумчиво глядя в загадочное никуда. – В прямом смысле этого слова – охренеть, Игорь Сергеевич! И ни в каком другом… Я сейчас, знаете, о чем думаю?

– Понятия не имею.

– Везунчик вы, вот что я вам доложу. Я много чего в своей жизни видел, но чтобы так через церемонию пройти с первого раза – это редкость большая. Не большая даже, а огромная…

– Не совсем вас понял, признаться. Для меня же церемонии и не было почти… Все, что помню, – бубен Василия. И что значит «прошел»? Я же ничего особенного и не видел: ни союзников, ни миров, про которые вы твердили, ни прошлых жизней. В чем мой проход через церемонию заключается-то?

– Это я виноват, – Павлик усмехнулся, встал с кресла и начал собирать свой рюкзак, поглядывая на озадаченного хозяина жизни. – Правильно, я же вам все про непознанное задвигал, про чудеса всякие, вот вы меня и поняли превратно.

– Ну, в общем, да… Я, собственно, так и понял, что вам этой реальности мало, вот вы что-то другое и ищете. Вы же сами говорили: расширить границы сознания, тайны какие-то познать, разве не так?..

– Так, – Павлик сосредоточенно наморщил лоб, пощелкал пальцами, словно пытался поймать ускользающую мысль, но потом страдальчески скривился от явно неудачных попыток и с тяжким вздохом уселся на траву напротив удивленного поворотом разговора собеседника. – С одной стороны, так, а с другой – ровным счетом наоборот.

– Не понял я вас, молодой человек, – Игорь Сергеевич пожал плечами и принялся натягивать на ноги кроссовки. – Вы сами-то не запутались еще? Вы ж сами себе, получается, противоречите….

– Ни разу, Игорь Сергеевич. Нет никакого противоречия, если разобраться в этом вопросе. Я, действительно, с панталыку вас сбил эзотерикой этой дешевой: миры, союзники, чудеса…

Павлик горько вздохнул, вытащил из кармана сигареты и защелкал зажигалкой, которая то ли подмокла, то ли просто закончилась, но на его потуги реагировать никак не собиралась. Чертыхнувшись, он засунул негодный ни к чему больше девайс в карман и попробовал раздуть уже почти затухший костер. Прикурив от уголька, он с удовольствием затянулся и задумчиво посмотрел на своего спутника.

– Я вам, знаете, что скажу? Вы вот прямо сейчас такой вопрос глобальный на голубом глазу подняли, что можно не книгу одну написать, а библиотеку целую, чтобы правильно положение дел осветить. Я вам даже больше скажу: как раз тут для многих самый главный подвох и кроется.

– Вы сейчас кого имеете в виду?

– Искателей, Игорь Сергеевич. Искателей я имею в виду, точно таких же, как я сам и Василий, – Павлик кивнул в сторону сладко посапывающего под сосной приятеля. – Подвох, кстати сказать, тут – только для искателей, имейте в виду. Для большинства – никакого подвоха и в помине нет. Большинство же на стол товарища патологоанатома семимильными шагами спешит и по пути разными сложными вопросами себя не мучает. Для большинства нормальных людей, Игорь Сергеевич, только эта гонка и существует, которая от рождения да самой смерти длится, то самое колесо, про которое вы упомянули. Так и есть ведь в действительности: пока крутится колесо это, ни задуматься ни о чем нельзя, ни соскочить тем более. Даже времени нет вопросы себе задать: а кто крутится в этом колесе, собственно? И на фига он в нем крутится? Почему так именно крутится, а не каким-то другим способом? Вопросов много, а ответов – нет. Да и ни времени нет у людей вопросы себе такие задавать, ни желания особого. Но встречаются и исключения, конечно. Искатели так называемые. Меня как пример взять можно. Я же после первой церемонии отчего покой потерял? Да от того, что мир мой маленький и уютный в одночасье в пропасть бездонную рухнул. Рушиться он, конечно, чуть раньше начал, когда сны те мои начались, но после церемонии уж все с концами накрылось. Ну а дальше – понятно. Темперамент, любопытство свою роль сыграли – куда ж без этих друзей верных моих? Авантюризм опять же врожденный, он тоже участвовал. Но итог-то один. Как в омут с головой кинулся в пространства новые. А сколько времени прошло, прежде чем я подвох какой-то чувствовать во всем этом начал, не поверите! А вам, Игорь Сергеевич, самые главные тайны с первого раза, как на блюдечке, показали. Пусть и не поняли вы почти ничего, не осознали еще до конца, что произошло с вами, но суть-то от этого не меняется!

– Не понял вас, Павел. Какие тайны? Чего главного я не понял? Вы с пятого на десятое скачете, как сайгак, уж извините… За метаниями мысли вашей уследить не то чтобы непросто, а невозможно!

– Возможно, – на губах Павлика расцвела широкая улыбка. – Возможно, так и есть, – он улыбнулся еще шире, после чего стянул с себя футболку и завалился на траву, с легким прищуром уставившись в бездонную высь. Некоторое время он молчал, будто забыл обо всем, а потом, рывком выбросив тело из густой травы, присел на корточки прямо напротив озадаченного его поведением и речами собеседника. – Так и есть, наверное, Игорь Сергеевич, как вы говорите. Сложно меня понять, мысли мечутся и скачут, правы вы. Но если коротко, то я вам так скажу: как мне мыслится, в мире этом только две тайны стоящие и есть, и вам сегодня к обеим прикоснуться удалось, пусть и на миг короткий…

– Да что за тайны? Что вы все загадками говорите?

– Никаких загадок, Игорь Сергеевич!.. Я же вам по дороге сюда еще все объяснил, и вы даже сами со мной согласиться изволили. Я сейчас про бессмертие говорю, к которому вы сегодня приобщиться смогли…

– Я?! К бессмертию?

– Вы, – Павлик утверждающе кивнул и помахал рукой, прося собеседника проявить еще немножко спокойствия и терпения. – Именно вы и именно к бессмертию. К нему самому вы и прикоснулись, когда в себе тех двоих ощутили. Один, по