Пути неисповедимых - Алёна Дмитриевна Реброва

На второй день Риита послала меня в ближайшую деревню – в семи часах полета, и велела основательно закупиться продуктами. Деньги мне были выданы огромные, а вместе с ними небольшая сумка, которая, как оказалось, бела бездонной, то есть сколько не клади, в весе и размере она не прибавит. Став орлом, я без особого труда смог унести все это.

Полет в деревню и обратно занял весь день, вернулся я поздней ночью, когда Бэйр уже спала. Риита, ждавшая меня, быстро разобрала сумку в своем погребе, а потом с неожиданной заботой усадила меня за стол, подала мне ужин, стала поить травяным отваром и при этом с интересом беседовать со мной, хотя раньше даже не пыталась быть со мной дружелюбной.

Она расспрашивала меня о моей судьбе, жизни, умениях… со мной еще никто так не разговаривал, как она. Казалось, ей была интересна каждая мелочь, ко всем моим словам и переживаниям Риита относилась очень серьезно. От такого неожиданного внимания я пришел в настоящий восторг и потому быстро выложил ей все, что она хотела знать. Но, самое главное, это был не допрос с пристрастием, а именно разговор: она и о себе тоже очень много рассказала.

Ее неторопливая речь была наполнена насмешками над всем вокруг, она часто прерывалась искренним, но тихим смехом – Риита боялась разбудить спящую дочь. Я получил возможность гораздо лучше узнать ведьму и, как это ни странно, за какие-то часы проникся к ней большой симпатией, чуть ли не любовью. Ее рассказы о приключениях, которые она пережила за огромную жизнь, заворожили меня так же, как дневники известных путешественников, копии которых хранились в библиотеке Сеймуров. Так же я узнал от Рииты многое о детстве Бэйр, о ее отце и взрослении… я узнал много странного о подруге.

Оказывается, Бэйр терпеть не могла штанов, даже зимой носила только юбки с шерстяными чулками. Ее волосы всегда были уложены в самые разные прически из кос, они никогда не лохматились. В детстве Бэйр обожала теплое козье молоко с медовыми пряниками, она не любила читать и вообще ей претило все научное, и еще она лазала по деревьям, как белка. Она всегда была очень молчалива, за день едва ли произносила с десяток слов, но зато она постоянно что-то пела… то, что Бэйр пела, и то, что на самом деле у нее красивый голос, как говорила Риита, стало для меня большим открытием. За все время нашего знакомства Бэйр ни разу не пела, даже мелодии никакие не напевала, казалось, она от музыки дальше, чем я от фехтования, а тут выяснилось, что она просто жила своим голосом!

Слушая рассказы Рииты, я иначе стал смотреть на спящую у печки ведьму. Я понимал, что сейчас в этом небольшом теплом теле уже не та душа, но все же почему-то мне казалось, что это не так важно, что сердце у нее то же, и оно все так же тяготеет к прежним радостям.

Когда я спросил Рииту, почему она решила мне все это рассказать, она пожала плечами и ответила, что любой матери приятно поговорить о своем ребенке с кем-то, кто сможет этого ребенка оценить по достоинствам. Я на это ответил, что и без того ценю Бэйр выше собственной жизни… жизни, которой без нее у меня бы не было. На это ведьма только хмыкнула и рассказала мне о том, что Бэйр сказала бы о моих словах три года назад и что она вообще думала о мужчинах. Я на это искренне удивился и стал перечислять Риите, сколько мужчин было у Бэйр… с каждым новым лесная ведьма все больше округляла глаза, а когда я стал рассказывать о Кудеяре, Рэмоле и Истэке, она и вовсе поперхнулась отваром.

Разговор наш кончился тем, что Риита ласково потрепала меня по плечу и отправила спать на печку.

На следующий день Бэйр проснулась раньше всех, в копне ее черных волос мелькали косички. Она по-прежнему не говорила, но выглядела уже не такой убитой. Накрыв на стол завтрак, она уселась возле единственного окна и стала листать свою любимую потрепанную тетрадку. Так она просидела, наверное, несколько часов.

Риита долго не вставала, и когда мы пошли ее проведать, оказалось, что она тяжело заболела и не может подняться с кровати.

Что стало с Бэйр при этих словах! Ее опять затрясло, на глазах выступили слезы, она бросилась к постели матери, обняв больную, Бэйр прижалась головой к ее груди и неразборчиво что-то забормотала. Ведьма на это только ласково, но криво улыбнулась, погладила дочь по голове и сказала, что ничего страшного не происходит, что все нормально.

На закате следующего дня Риита умерла.

Я вырыл ей могилу в месте, которое она сама указала. На этот раз я был спокоен, происходящее не казалось мне чем-то неестественным… надеюсь, это не была выработавшаяся привычка копать могилы близким людям.

Бэйр восприняла внезапную смерть матери так же тяжело, как и смерть Арланда. Она долго плакала, не принимала никаких утешений, а когда через несколько дней успокоилась, стала только еще более замкнутой.

После смерти Рииты мы жили в доме так, как будто она все еще была с нами: бегали по не отданным поручениям, готовились к предстоящей зимовке. Мы работали сообща, но при этом за день иной раз и пятью фразами не обменивались. Иногда даже складывалось такое впечатление, что Бэйр стало все равно на меня, все равно, что я делаю, здоров ли, есть я или меня и вовсе нет. Когда я пытался с ней заговорить, она поначалу отвечала односложными предложениями, но потом переставала слушать, что я говорю, и как нарочно начинала заниматься чем-то своим.

По большей части она беспрестанно убиралась в доме, утепляла его перед зимой, выискивая и закрывая щели, и готовила. Готовила она чаще всего всякие соления, варения и все такое, что могло нам понадобится зимой, когда еды будет мало. Еще она варила зелья, заливала их в склянки, которые раньше были для продажи, и расставляла их по шкафам. Один только раз она сказала, зачем она это делает – это были лекарства на случай, если кто-то из нас заболеет. Ведь зимой нельзя будет отыскать необходимые травы.

Неизменный затягивающий быт разбавлялся редкими прогулками до могил. Бэйр и я ходили туда каждую неделю, ведьма укладывала там цветы, которые неизвестно где находила.

Проводя время за этими беспрестанно