Коловрат: Знамение. Вторжение. Судьба - Алексей Миронов

в снегу. У Коловрата не было щита, но он был уверен, что лучники прекратили обстрел до тех пор, пока победитель в схватке не станет явным.

Теперь он разглядел нападавших вблизи и убедился по длинным, ниже пояса панцирям и бронеюбке, что это все те же бывшие всадники, оставшиеся без коней. Но, похоже, вышедшие победителями из схватки с русичами, мертвые тела которых уже усеяли во множестве небольшой клочок заснеженной земли на берегу истока Воронежа.

Двигались они медленнее, чем он, что давало воеводе преимущество, но и защищены были немного лучше. Впрочем, это не пугало Евпатия, хотя он и пожалел в душе, что не прихватил с собой арбалет, который пробивал такой панцирь на раз. Вскоре одного из нападавших, того, что был справа, он обезоружил, а затем и вовсе отправил к духам, сделав мгновенный выпад в лицо. Именно туда он чаще всего целил, не расходуя силы на то, чтобы пробить крепкий панцирь. Хотя и это было возможно. Его клинки вращались с бешеной скоростью, то и дело рассекая пластины на татарских доспехах, вспарывая рукава, звякая о наручи и отрубая части наплечников.

Залившись кровью, нападавший рухнул на снег, уткнувшись в него лицом, и быстро затих. Но на его место встал третий татарин, добежавший наконец до места схватки. В бою он оказался проворнее, чем на бегу, и тут же нанес хитрый удар в грудь, едва не поразив русича, отбивавшего в этот момент хлесткий удар другого врага. Кривая татарская сабля полоснула по доспехам воеводы, звякнув о зерцало, и, двигаясь вниз, срубила пару защитных пластин, царапнула по кольчужной подкладке и ушла в сторону, не причинив большого вреда. Но этот удар привел Коловрата в ярость.

– Ах ты поганец, – выдохнул пар разгоряченный схваткой Евпатий в морозный воздух, на мгновение останавливая круговерть своих мечей и бросая гневный взгляд на того, чей удар едва не достиг его сердца, – погубить меня захотел? Ну, получай.

Татары переглянулись и, крикнув что-то на своем наречии в ответ, с визгом бросились на него вновь. А воевода, словно играя со смертью, все медлил, глядя, как татарские клинки приближаются к его груди. И вдруг хлестким движением снизу вверх отбил сразу обе сабли, да так мощно, что они вылетели из рук у нападавших. А следующим движением он рубанул поверх голов татарских и срубил навершия с обоих шлемов. Словно отрубленные собачьи хвосты, упали они на снег. А со второго татарина, что был выше ростом и шире в плечах, вслед за навершием вообще слетел шлем, обнажив бритый череп и мясистое лицо.

– Что, отрубил я ваши поганые хвосты? – расхохотался в лицо обезоруженным татарам воевода, наступая на них. – А сейчас и головы ваши вслед отправлю.

И не теряя больше времени на разговоры, обрушил удар левой руки на шишковидный шлем второго противника. Тот попытался увернуться, но только открыл шею, и удар распорол ее, вскрывая вены. Голова осталась на месте, но татарин рухнул замертво. Второй же мощнотелый багатур вновь удивил воеводу. Вместо того чтобы бежать или просить пощады, он без оружия бросился на Коловрата, да так стремительно, что тот не успел заколоть его. Обхватив Коловрата за пояс, татарин сшиб его с ног и повалил на снег. А там уже стал душить. Отбросив мечи, Евпатий попытался оторвать его руки от своей шеи, но выходило это с трудом. Татарин навалился на него всей своей массой и душил, не давал ни мгновения опомниться. Как ни старался воевода сбросить с себя этого багатура, пиная его ногами, ничего не выходило. Уже теряя сознание, Евпатий вспомнил заветный прием из прошлой жизни и, выпростав руки, позволил татарину душить себя еще мгновение свободно, а сам нанес ему удар в мясистый кадык кулаком. Татарин захрипел и чуть отшатнулся назад, хватка на шее ослабла. Но этого воеводе хватило. Не теряя ни мгновения, он выхватил из ножен на поясе длинный кинжал и едва успел уткнуть его в брюхо врага, как тот пришел в себя и вновь обрушился на него. В этот раз все кончилось быстрее. Клинок прошил кожаный панцирь, и багатур сам насадил себя на его острое жало. Еще какое-то время он истекал кровью, хватаясь за жизнь, и пытался вновь душить Коловрата, но силы быстро покинули его. Багатур обмяк, навалившись всей тушей на Евпатия, и затих. А тот, поднатужившись, спихнул с себя мертвого татарина.

Тяжело дыша, Коловрат подхватил два своих меча и встал. Но тут же был вынужден опять рухнуть на снег – татарская стрела просвистела совсем рядом. Лучники, наблюдавшие за схваткой издалека, вновь дали о себе знать, едва лишь убедились, что все трое их товарищей, посланные для уничтожения Коловрата, мертвы. Евпатий отполз в сторону и снова спрятался за тушей убитого коня. «Эти, похоже, не отстанут, – подумал воевода, переводя дух и потирая саднившее горло, – надо как-то решать с ними, пока они со мной не решили».

Попытавшись высунуть голову, чтобы осмотреться, он вновь чуть не получил стрелу, которая с чавканьем воткнулась в еще не остывшее тело мертвой лошади.

– Этак они меня как зайца пристрелят, – пробормотал Евпатий, отбрасывая один меч и подхватывая свободной рукой татарский щит, – точно моей смерти ищут. Видать, зарубил кого-то из их воевод.

Он еще раз попытался высунуть голову, бросив взгляд в сторону своих обидчиков – в этот раз стрела ударил его прямо по шлему, отскочив в сторону. К счастью, ремешок был сделан на совесть и шлем крепко сидел на голове. Воевода не пострадал, нырнув обратно. За то мгновение, что он осматривал окрестности, Евпатий успел заметить, что трое лучников уже скачут в его сторону, на ходу посылая стрелы и не давая высунуться из-за укрытия. Стреляли только двое, а третий выхватил аркан, притороченный к седлу, явно намереваясь спеленать опасного русского витязя, натворившего столько дел в одиночку.

Расстояние между ним и угрозой стремительно сокращалось. Коловрат понимал, что битву на мечах с тремя противниками он выдержал и одолел всех, но вот супротив трех лучников шансов у него никаких. Он оглянулся вокруг еще раз и вдруг заметил отряд под командой Ратиши, что скакал уже в его сторону, татарам наперерез, расправившись наконец со своими противниками. И хоть был он еще далеко – татары будут здесь раньше, – но шансы выжить у отбившегося в пылу схватки от своих воеводы возросли. На душе у Евпатия потеплело, а в голове завертелись полезные для боя мысли.