Стоунхендж - Юрий Никитин

Меч вышел нехотя, но уже был чист, кровь черными каплямискатилась на землю.

Томас оперся мечом о землю. Послышался крик, быстрые шаги.Чьи-то руки сорвали с него шлем, сквозь пелену пота он увидел встревоженноелицо Яры. Она спешно вытерла ему платком лицо, велела кому-то:

— Быстро снять с него доспехи!.. Если он ранен...

Я не ранен, хотел ответить Томас, но язык от смертельнойусталости не повиновался. Плечо Яры было сильное и от прикосновения к немуТомас ощутил, как возвращаются силы. Он дышал часто, с хрипами, но теперь ужемог выталкивать горящим ртом какие-то слова.

— Победа!.. Я сразил Торкзельда!

— Томас, ты не ранен?

— Яра... что это было?

Над головой раздраженно прогремело, словно в пещеру уползал,огрызаясь, огромный зверь. Темное облако быстро таяло и наконец растворилосьбез следа.

Меч в руке Томаса рассыпал белые радостные искры. С трибунказалось, что весь серебристый рыцарь окружен сиянием.

— Меч Англа — меч воина, — напомнила Яра. — Авоины не терпят колдовства.

На поле выбежали оруженосцы, пажи, слуги. Торкзельдаподняли, кто-то закричал сорванным голосом, полным ужаса:

— Великий и непобедимый Торкзельд мертв!

Взоры собравшихся со всей Британии рыцарей, знатный людей,торговцев и свободных йоменов обратились к королю. Он медленно поднялся наноги. Такой же громадный, как Торкзельд, широкий в плечах, только тяжелее и...много опаснее.

Его горящий ненавистью взор, как раскаленное лезвие,воткнулся в победителя, который стоял над трупом его убитого сына. И во взглядеего было обещание гораздо более страшной смерти.

Они вернулись в замок на взмыленных конях. МакОгон остался уворот, отдавал приказы, укреплял вороты, послал подводы в окрестные села заприпасами, на случай если осада будет долгой, а что осада будет, никто несомневался.

К вечеру замок жужжал, как растревоженный улей. Все ужезнали о том подвиге, который совершили трое из замка, и о том переполохе. Носэр Торвальд ходил чернее тучи. Турнир окончился не так, как он рассчитывал.Что предпримет король? Мстительный и своевольный, не терпящий прекословия,разве такой простит гибель единственного сына?

Начали прибывать подводы с ветчиной, солониной, мешкамимуки, пшеницы. Все стаскивали в подвалы, из соседних сел пришли кузнецы,походные горны поставили прямо во дворе. Без всякого зова явились около двухдюжин рыцарей-соседей. С ними пришли опытные воины, около сотни. Сэру Торвальдудоложили, что через два-три дня пришлют помощь владетельные бароны, которыхтеснят приближенные короля. Бесчинства короля и его подданных переполнили ихчашу терпения. Нужен только вожак — с возвращением молодого Томаса им оказалисьМальтоны.

Уже к ночи загремели звонко трубы, которые заставили Томасавздрогнуть. Ворота распахнулись, въехала группка всадников. Рядом с немолодымвоином в богатой одежде ехала на красивой молодой лошадке очень юная девушка сзолотыми волосами. Они были убраны под вышитый жемчугом убор, глаза девушкибыли скромно опущены, но алые щечки горели.

Калика быстро взглянул на Томаса. Тот, покраснев, беспомощновзглянул на отца, на сэра Эдвина. Те переглянулись и, как сговорившись,посмотрели на Яру. Она сидела по другую сторону стола, смаковала пирог слесными ягодами. Рядом калика своим ножом деловито резал жареного гуся начасти.

Наконец дверь распахнулась. Герольд стукнул о пол ипровозгласил:

— Благородная леди Крижана, дочь барона....

Его оттолкнули, и Крижана, как вихрь, влетела в зал. Ееогромные глаза сияли, белые нежные руки были вытянуты. У Томаса перехватилодыхание, настолько она была хороша. На полголовы ниже Томаса, она была стройнаяи легкая, ее фигура еще больше округлилась в нужных местах, а в поясе она быланастолько тоненькой, что ободок бокала мог бы заменить ей пояс. Она всявыглядела нежной и чистой, как ангел.

— Томас!

Томас едва успел выбраться из-за стола и подхватить ее. Онавцепилась в него и вскарабкалась выше, как на дерево. С радостным визгомцеловала и обцеловывала, отстранялась, чтобы видеть его мужественное лицо,снова прижималась счастливо.

Все в зале цвели улыбками, видя такое неподдельное счастье.Почти все.

— Я так счастлива... Так счастлива! — девушказахлебывалась словами, глаза ее сияли. — Ты успел... ты спешил!.. Я бы итак не пошла за него, но все равно так счастлива, что ты загнал коней, но успелза день до свадьбы...

Томас краем глаза увидел, что Яра смотрит на них с жестокимвыражением на лице. Она медленно опустила надкушенный пирог на блюдо. Каликаухмылялся, смотрел на молодого рыцаря, как смотрят на канатоходца, что идет потуго натянутой тонкой веревке между двумя высокими башнями.

Отец улыбался от уха до уха. Глаза были просто подлые ихитрые. Томас кое-как оторвал от себя Крижану, что цеплялась за него, какобезьяна за дерево, бережно опустил на пол. Она поправила прическу, лишь тогдаповернула сияющее лицо к присутствующим:

— Простите, сэр Торвальд!.. Простите, сэр Эдвин!

От ее сияющего лица и глаз светлели лица присутствующих. Онанаконец заметила калику и женщину в одежде воина.

— Это твои друзья?

Томас сказал неуклюже:

— Да, леди... милая Крижана. Это вот мудрый отшельникиз славянских земель, а это... гм... благородная Яра.

Крижана светло и чисто улыбнулась им обоим.

— Приветствую вас! Спасибо, что прибыли вместе сТомасом. Дороги кишат разбойниками, а втроем безопаснее. Если бы я знала, чтопо прибытии сразу ты отправишься на турнир, я бы обязательно поехала туда.

Олег кивнул, Яра смотрела хмуро и зло. Она вытащила свойнож, придвинула к себе ближе блюдо с поросенком. Крижана улыбнулась ей,женщина-воин и должна выглядеть злой, повернулась к Томасу:

— Ты счастлив, дорогой?

— Дальше некуда, — пробормотал Томас. Он рванулворот, в зале что-то стало так жарко, что у него горели уши, полыхала шея, ончувствовал, как по спине текут крупные, как жуки, капли пота.

Крижана прижалась к Томасу, не чувствуя стыда, потому чтовсе знали, как она ждет, и что будет, если он успеет вовремя.

Отец приблизил губы к уху Яры, но сказал достаточно громко,чтобы слышали все:

— Не правда ли, счастливая пара? Все ждут, когда онипоженятся.

Голос Яры был, как раскаленное железо, когда его опускают вледяную воду:

— Они обручены?

— С детства!

— Я никогда об этом не слышала, — сказала она, иТомас увидел, что ее глаза из лиловых стали зелеными, а воздух заблисталкрохотными, как обломки стекла, искрами.