Под грозовыми тучами. На Диком Западе огромного Китая - Александрa Давид-Неэль

Не проведали ли миссионеры об этой уловке и не потому ли католики заставляют своих прихожан громко читать молитвы или распевать гимны на протяжении всего богослужения? Это было бы забавно, но абсолютно бесполезно. Хитроумные местные жители способны придумать и другие приемы, позволяющие им обеспечить свою безопасность. Всевозможные загадочные движения пальцами вроде рожек уберегают от сглаза. Такую фигуру из указательного пальца и мизинца используют неаполитанцы. Маловероятно, что достойные миссионеры смогут когда-нибудь превзойти своих подопечных по части изобретательности.

Разумеется, если так называемые христиане-аборигены заболевают, то они призывают даосских экзорцистов или заклинателей бонпо; как только кто-нибудь из их близких умирает, обращаются к буддистским или даосским монахам, чтобы подобающим образом проводить покойного в последний путь. Мне доводилось слышать звон колокольчиков, бой барабанов и звуки кимвалов, сопровождающих погребальные церемонии, непосредственно на территории иностранных миссий. Если новообращенный из личных соображений боится оскорбить миссионеров, то языческие обряды происходят в другом месте, но в любом случае их не избежать.

Один из моих слуг, входивший в число прихожан католической миссии и певший там в церковном хоре, рассказал мне, как во имя сыновней любви он отрекся от католицизма. Отец китайца умер, и миссионер запретил ему прибегать к таким традиционным местным обрядам, как приношение еды, сжигание бумаги, символизирующей деньги, золотые и серебряные слитки и т. д. Любовь, которую юноша питал к отцу, восстала при мысли, что усопший не обретет на том свете покоя, который обеспечили бы ему эти дары. Никакая заупокойная служба, совершаемая иностранным священником, не может сравниться по силе действия с китайской церемонией, заявил рассказчик, подкрепляя свое утверждение такими словами: «Китайские боги знают китайцев и понимают, как их лучше принять в своей обители, а боги шэнфу (священника-миссионера) не знают моего отца, так же как не ведал о них и отец, который не собирался пребывать после смерти среди чужеземцев». Поэтому молодой человек предпочел местные обряды и вернулся к религии своих предков.

Нас так и подмывает посмеяться над простаками, раздираемыми между различными суевериями, но эти люди скорее достойны сожаления.

Суровая протестантская вера нечасто позволяет простолюдинам давать волю фантазии, но католические богослужения нередко вызывают у туземцев постине невероятные мысли.

Один иностранный служитель культа поведал мне о том, что язычники иногда причащаются, так как, по их мнению, священник кладет в рот стоящего на коленях верующего серебряную монету.

Я не могла в это поверить и решила, что славного миссионера ввели в заблуждение.

Однако вскоре мне лично пришлось убедиться, что это чистая правда.

Некий человек, причастившись, поделился с приятелем своим разочарованием: вместо денег он, дескать, почувствовал во рту тонкую лепешку.

Тем не менее его вера в легенду о серебряной монете осталась незыблемой.

«Может быть, я сам виноват в своей неудаче, — сказал он. — То ли лепешка порой превращается в деньги, то ли, наоборот, деньги превращаются в лепешку. Эти иностранные священники — ловкие колдуны. Ничего, я попробую еще раз».

Приятель незадачливого лжехристианина, поведавший мне о его признании, поднял простака на смех. «Лепешки не могут стать деньгами, а деньги — лепешками, — рассуждал он. — Священник кладет монету в рот тем, кто ему нравится, а другим дает маленькую лепешку. Мой товарищ собирается снова это проверить, как и другие глупцы, продолжающие ходить в церковь и разевать там рот. Все они надеются рано или поздно получить серебряные деньги и ради этого толпятся в храме. Раз там бывает много людей, иностранный священник важничает, и влиятельные люди приглашают его на обед. А больше ему ничего не надо».

Все это изрекалось с невероятно уморительным глубокомысленным видом и абсолютной уверенностью в собственном превосходстве над толпой невежд.

Я добавлю в эту копилку глупостей историю человека, также вынашивавшего бредовые идеи, но являвшего собой трогательный пример человеческой благодарности.

Этот добрый малый был слугой и новообращенным одного миссионера. Священник давно умер, но состарившийся лакей благоговейно хранил его память. Он неустанно рассказывал о доброте пастора, о том, как тот учил его в молодости и впоследствии не раз приходил к нему на помощь. В силу этой бесконечной признательности бывший слуга переживал за судьбу своего хозяина в загробном мире.

«Это был самый лучший, самый добродетельный из людей, — говорил он, — но как христианин якшался с дурными, злыми духами. Господин их обожал. Он держал одного из них в маленьком шкафчике[164], как это делают ламы. Но ламы сведущи в магии и знают, как укрощать демонов. Те, кого они запирают в шкафах, становятся их рабами и повинуются приказам. Ламы кормят их, точно слуг, но не почитают. Что касается моего бедного дорогого темного чужеземца, он преклонял колено перед демоном, обитавшим в маленьком шкафу. Такое поведение после смерти не могло не отразиться роковым образом на его духе. Наверное, он возродился в облике йидага, если только его не постигла еще более печальная участь».

Иидаги, упомянутые стариком, — это горемыки, постоянно терзаемые голодом и жаждой в наказание за свои дурные поступки. Стоит такому существу поднести ко рту еду или питье, как они тут же превращаются в огонь. Несчастные могут употреблять только пищу или воду, освященные по буддийским обрядам.

Новообращенный, проживший много лет в доме миссионера, так и не избавился от этого предрассудка. Добрый малый, официально являвшийся христианином, каждое утро бил в крошечные кимвалы, с помощью которых призывают йидагов, и произносил над чашей с водой и разложенной едой положенные благие заклинания, дабы накормить голодный дух своего бывшего преподобного господина.

Иностранные служители культа, особенно монахини, также подвержены местным суевериям и предрассудкам. Большинство из них верит в существование полчищ низших богов и демонов, обитающих в Азии. Многие рассказывают о различных случаях одержимости и других дьявольских наваждениях. Сестра Жориа из монастыря Милосердных Девиц Сен Венсан де Поля, столь мужественно проявившая себя во время «Боксерского» восстания, утверждала, что Китай — излюбленная страна Сатаны. Она, дескать, узнала это от одного своего знакомого миссионера, якобы услышавшего такое заявление из уст одержимой женщины. Я и сама была свидетельницей разговора о том, что все китайские боги — это бесы. У несчастных не было ни малейшего сомнения в том, что они реально существуют.

Я могла бы привести в качестве иллюстрации множество примеров, но ограничусь одним-единственным, типичным, на мой взгляд, фактом, с которым я столкнулась лично.

Во время китайско-японской войны обстоятельства вынудили меня в четвертый раз проехать через весь Китай с севера на юг, прежде чем я оказалась в столице Сычуани Чэнду.