Солги обо мне - Айя Субботина

Я подношу фотку ближе к лицу.

Снова и снова всматриваюсь в лицо ссутулившейся девушки. Она как будто нарочно прячется, поглубже натягивая на лоб капюшон, но с этого ракурса ее все-таки можно рассмотреть. И тонкий чуть вздернутый нос, и выбившиеся наружу светлые пряди. И поджатые губы - Планетка часто так делает, особенно, когда нервничает. И еще я узнаю ее по большим пальцам рук, на которых она носит массивные серебряные кольца с разноцветной эмалью. Больше ни одна женщины из тех, что у меня были, так кольца не носит. Мне вообще всегда казалось, что это какая-то жутко неудобная и не совсем здоровая херня.

Это точно Планетка. Теперь, когда я окончательно понимаю, что это она, вылезают и другие признаки: кроссовки, рюкзак, который она держит на коленях - на нем болтается плюшевый игрушечный кит.

Почему она в инвалидном кресле?

Это что за спектакль?

— Что с ней? - Я бросаю фотки на стол перед Олегом и слишком громко стучу пальцем ним пальцем. - Почему она… в таком состоянии?

Олег смотрит на меня почти в упор. Если бы я сам только что не видел его в дым бухим на своем пороге, мог бы поклясться, что сейчас он абсолютно трезво соображает. По крайней мере, достаточно, чтобы замечать мою явно нездоровую бурную реакцию. Но, кажется, мне уже вообще на все по хуй.

— А ты типа не в курсе? - Вместо ответа Олег задает встречный вопрос. - Типа, не знаешь, что случилось?

— Не знаю, блять. Ты забыл, откуда я вернулся? У меня там не было скоростного интернета и удобного диванчика, чтобы следить за семейной жизнью своих дофига крутых друзей! Что с нет, Олег?

— Она упала, - отвечает он. Отбирает мой кофе, к которому я так и не притронулся, и вливает в себя почти залпом, хоть он и горячий как ад.

— Как упала? Где?

— На сцене. Просто перед телекамерами и в середине постановки. Раз, - Олег не очень уверенно щелкает пальцами, - и упала. А потом началась вся эта херня. Сука, дай закурить?

— Я завязал.

— Да не пизди!

Отодвигаю нижний ящик и достаю целый запечатанный блок убийственно крепкого дерьма. Я реально завязал, уже очень давно, потому что поклялся себе сдохнуть от пули и подорваться на мине, а не от рака легких, но на всякий случай держу заначку. Иногда бывают дни… ну, типа, вот как сегодня.

Олег закуривает и жадно затягивается. Не знаю, какая это по счету его сигарета за сегодня, но он точно сократил свою жизнь на пару лет. И все из-за Веры. Странно, потому что я раньше никогда не видел, чтобы он так убивался из-за женщины. Даже в наши «зеленые» годы, когда пару раз укрывало даже бессердечного меня. Правда, всего на несколько дней и до следующей тёлки, но не суть. Олегу всегда и на всех было класть болт с резьбой. И я всегда поражался этой его змеиной холодности: сначала он у меня на глаза обсасывает какую-то телку, шепчет ей на ухо всякую романтическую срань, а на следующий день спокойно ебёт другую, забыв даже имя предыдущей.

Такого загашенного из-за женщины я его вижу впервые.

И голос совести, с которым я думал, что более-менее справился, снова воскресает. Только, как гидра, теперь отрастив еще пару голов взамен срубленной.

Он правда ее любит? Настолько сильно?

— Я знал, что у нее роман с каким-то мужиком, - неожиданно откровенничает Олег, и я снова не могу заставить себя поверить в реальность происходящего. - Пару раз ловил ее за телефонными разговорами. Знаешь, теми, после которых бабы прячут телефон за спину и делают глаза по пять копеек. Но Ника говорила, что секретничала с сестрами, а я, как баран, верил. Потом сам их увидел. Как раз перед ее турне. Короче, устроил скандал, сказал, что не заслужил всего этого, потому что жопу рву ради ее блага и… Короче.

Он машет рукой, как будто отгоняет от себя непрошеные воспоминания.

— Я же ее люблю, тварь! - Он припечатывает кулаком стал. Так сильно, что чашки пускаются в пляс - и одна из них переворачивается, разливая вокруг маленькое мутное пятно. - Я же всю душу - к ее ногам! Все. Чтобы она была счастлива! Дом купил! Она же хотела! Про ребенка мечтали, понимаешь?! Где я, а где ребенок? Помнишь?! А с ней хотел все! Семью, все эти ёбаные детские праздники, дочку или пацана. Чтобы все как у людей!

Он говорит что-то такое, что мне тяжело связать с оглядкой на прошлое.

Он говорит какую-то откровенную дичь, но я реально никогда в жизни не видел его таким искренним. Да и не зря же говорят, что пьяный говорит то, что не скажет трезвый.

— А она… все время притворялась, как последняя блядь!

Еле сдерживаюсь, чтобы не съездить ему по роже за такие слова в адрес Веры.

Не хочу верить ни единому слову. Но Олег снова и снова валит на мою голову грязными подробностями их закулисной семейной жизни. Ему как будто доставляет удовольствие ковырять собственную рану. И он как будто догадывается - или правда знает? - что мне все это слушать тоже пиздец как неприятно?

— Они давно сговорились, - Олег тянется за второй сигаретой, прикуривает ее и глубоко, как безумный, затягивается. Кажется, половина дыма так и остается в его легких. - Она упала, он подкупил итальянцев - и те накатали длинный диагноз. Типа, она больше никогда не сможет ходить! А я, как последний осел, таскал ее по всем клиникам, искал специалистов, добивался, чтобы она снова смогла встать и танцевать! И вот чем мне отплатили!

У него все-таки заплетается язык, хотя говорит без заминки. Не как человек, на ходу выдумывающий вранье. Да и какой мужик в здравом уме будет называть себя рогоносцем, если на самом деле ничего такого и близко не было?

Я окончательно перестаю что-либо понимать.

Поэтому просто варю нам еще по чашке кофе.

— Я был на деловом ужине - отжал у Толстицина контракт, - продолжает друг, а я не могу придумать логичный повод предложить ему заткнуться. - Вернулся - а ее, блять, нет! Нигде! И все родственники как в рот воды набрали! Только сестра одна так нагло мне: «А что, Олег, разве Ника не должна быть у вас?»

Он кривляется, подражая женскому голосу, но все-таки закрывает рот, когда я ставлю перед ним чашку. Пьет и курит - я уже сбился, какую по счету сигарету. Но и сам закуриваю. Возможно, в клубах горького дыма на меня сойдет какое-то озарение - и я начну понимать хоть что-нибудь из бреда, которым Олег щедро нашпиговал мои уши.

— Ника… - в этот раз я не теряю бдительность и «правильно» называю ее по имени. - То есть она… с ее ногами все в порядке?

Олег передергивает плечами и что-то невнятно бормочет про неприятный, но не смертельный диагноз. Правда, сам диагноз не называет, хотя я пару раз пытаюсь его вытрясти. Как же херово корчить просто «друга», которому, по идее, до таких тонкостей не должно быть дела.

— Я почти договорился отвезти ее к американцам, - продолжает исповедь Олег. - Жопу порвал, чтобы ей было хорошо!

«Ты про порванную жопу уже раз сто сказал», - мысленно отвечаю я.