Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр

– Если бы только его святейшество избавил нас от этого мучения! – со вздохом сказала она. – Я не понимаю, в чем сложность, и должна признаться, что он меня удивляет. Как он может допускать, чтобы столь скандальное дело так долго оставалось неразрешенным? Его поведение ранит меня в самое сердце.

Рождество было испорчено, праздновали его торжественно, но без живости и веселья. Шапуи передавал, что в Гринвиче дела обстояли так же. «Все говорят, веселья не получилось, потому что не было ни вашей милости, ни ваших фрейлин».

Екатерина провела праздники в тоске по Генриху, к тому же она очень хотела видеть Марию, но Генрих распорядился, чтобы дочь проводила Рождество в Бьюли, собственной резиденции. Екатерине стало ясно: король намеренно держит ее в разлуке с Марией, не заботясь о чувствах дочери. «Он боится, что я могу настроить ее против него! – думала Екатерина. – Но это неразумно, ведь у Марии есть собственные глаза и уши и она пребывает в том возрасте, когда уже сама может составить мнение, что и делает вполне успешно без помощи матери».

Екатерина всегда готовила Генриху новогодние подарки и решила, что этот год не должен стать исключением. Она нарушила бы свой супружеский долг, если бы не послала мужу что-нибудь. Она заказала золотой кубок и отправила его в Гринвич с кротким любовным посланием, против которого у него не могло возникнуть никаких возражений. Но кубок вернулся обратно с приложением короткой записки.

Это едва не сломило ее. Но она все равно не смирилась.

В январе, к изумлению и радости Екатерины, Марии разрешили навестить ее в Море. Они не виделись уже полгода, и Екатерина была растрогана, увидев, что ее девочка – той было уже почти шестнадцать – вполне стала женщиной.

Однако взросление наложило на Марию новый тяжелый отпечаток. Для столь юного создания она была слишком серьезна, слишком рассудительна и чересчур озабочена проблемами права и беззакония, а также сущим кошмаром, который творил ее отец. Сердце Екатерины обливалось кровью от боли за дочь. Марию не должны были тяготить такие вещи; в ее возрасте нужно думать об учебе, о красивых нарядах и, возможно, о молодых людях.

Они разговаривали. И как! Даже по ночам Мария появлялась у дверей Екатерины, нуждаясь в утешении и поддержке, и они прижимались друг к другу, лежа на большой кровати. Екатерина знала, что Марии трудно примирить Генриха, каким он был прежде, с Генрихом, каким он стал теперь, и понимала: важно напоминать девочке о том хорошем, что было в отце, и о том, как сильно он ее любил.

Но тут разговор соскальзывал в опасные воды, Мария говорила о своей неистовой ненависти к Анне Болейн, горячо защищала папу и Церковь и бросалась в слезы при мысли о том зле, которое приносят Кромвель, Кранмер и прочие еретики.

– Ш-ш-ш! – унимала ее Екатерина. – Забудьте их. Будем наслаждаться покоем, пока можем быть вместе.

Часами они читали, музицировали, гуляли по зимнему саду и без конца играли в карты у камина.

Екатерина размышляла, что побудило Генриха отправить к ней Марию. Было ли это с его стороны просто неожиданным проявлением доброты, в основном обращенной к Марии? Или его волновало общественное мнение? Наверняка люди тайком корили его за то, что держит в разлуке жену и дочь.

Екатерина знала, что Генриха беспокоит, как бы она не настроила против него дочь, поэтому в беседах с Марией не заикалась о разводе и не высказывала никаких мнений на этот счет, что было совершенно излишним: Мария сделала это за нее, и притом довольно громогласно. Екатерине пришлось предостеречь дочь: пусть следит за тем, что говорит при посторонних. Даже сочувствующим ей друзьям не стоило высказывать критические замечания о короле в столь страстных выражениях.

Очень скоро настал день отъезда Марии. Екатерина крепко обняла ее, расцеловала милое личико дочери и велела запастись терпением и молиться о даровании сил: скоро все будет хорошо. После этого она отпустила Марию и провожала усталым взглядом ее хрупкую фигурку, пока девушка забиралась в носилки. Прощальная улыбка, взмах руки, и Мария уехала.

Екатерина неспешно прогуливалась по своей любимой части сада, надеясь, что теплый майский воздух и запах весенних цветов принесут ей успокоение. В руках она держала последнее письмо Шапуи. Печальная новость: сэр Томас Мор ушел в отставку с поста лорд-канцлера. Под предлогом слабого здоровья он сдал королю главную государственную печать, но Екатерина понимала: его совесть не могла примириться с требованиями Генриха.

Английское духовенство не отличалось такой щепетильностью. Клир отрекся от Рима и по выплате крупного штрафа получил прощение от короля за то, что по сию пору не туда направлял верноподданнические чувства. Отныне священники будут отвечать только перед своим государем.

Для Екатерины, отлученной от двора и получавшей только те сведения, которые удавалось тайком передать Шапуи, это было еще одним признаком того, что мир пошел вразнос. Ее вера и покорность Святому престолу оставались столь же непоколебимыми, как и в тот день, когда она впервые исповедалась, и вот теперь человек, которого она больше всего любила, сделал посмешищем все, что было ей дорого.

Екатерина надеялась, что восхищение и уважение, которые Генрих испытывал к своему старому другу, были достаточно сильны и они пересилят гнев и досаду на Мора за отказ от должности. Ей было известно, что Генрих многое готов был отдать, лишь бы заручиться поддержкой Мора в своем деле. Судя по тому, что сэр Томас хранил молчание, он был против развода. К ее облегчению, пришло известие, что Мору позволили вернуться в свой дом в Челси и наслаждаться покоем с семьей и книгами.

Сев на каменную скамью, Екатерина стала читать дальше. Взмахом руки она отослала дам – хотела впитывать новости в одиночестве. Она с ужасом сознавала, что отставка Мора развязала руки Кромвелю, который теперь мог беспрепятственно проталкивать свои реформы. Не так давно Шапуи оповещал ее о возвышении Кромвеля, теперь главнее его была только леди Анна. Сейчас Кромвель пользовался даже бóльшим доверием короля, чем когда-то Уолси. «Теперь никто больше ничего не делает, за исключением Кромвеля», – писал Шапуи. Как знать, на что этот человек решится в новых обстоятельствах? Он и не скрывал неприязни к Екатерине и Церкви.

Дальше Екатерина прочла, что вместо Мора канцлером должны назначить приятеля Кромвеля Томаса Одли. Ей стало ясно, откуда дует ветер. А потом ее ждал сюрприз. Шапуи написал, что архиепископ Уорхэм, которого Екатерина считала верным человеком короля, потому что он никогда не прикладывал особых усилий к ее защите, высказался против Генриха. Уорхэм старел и был болен, из чего Екатерина заключила, что он теперь боялся земного короля меньше, чем Царя Небесного: архиепископ встал и произнес речь в парламенте, выступая против законов, которые оспаривают власть папы. Он также эффектно высказался против главенства короля над Английской церковью.

Читая эти строки, Екатерина задержала дыхание. Чем могло быть вызвано открытое неповиновение Уорхэма? Но похоже, Генрих оставил этот выпад без последствий, а значит, король считал, что старик не задержится на этом свете. По крайней мере, он не излил на бунтовщика свой гнев, а это был добрый знак. Может быть, Уорхэм все это время поддерживал ее, но боялся открыто заявлять об этом? Екатерина радовала возможность думать об этом человеке с большей теплотой, ведь без участия архиепископа формального объявления ее брака незаконным последовать не могло. В конце концов Уорхэм великолепно послужил ей.