Огненная принцесса - Эдмонд Мур Гамильтон

Он мог странным образом чувствовать цвета, которые смещались и изменялись. Белый, золотой, синий, алый, зелёный, мерцание космической призмы, где каждая грань была солнцем. Она прошла мимо, и они снова неслись во внешней темноте, скопление тускнело за ними, как лампа.

А впереди возникла завеса золотого огня, нависшая над половиной Вселенной.

— Другое скопление расположено за пределами туманности, — подумал Дандональд. — Идём…

Заход в Конскую Голову был подобен дайвингу у твёрдых базальтовых скал. Он походил на погружение в печь, в живое пламя. И они оба оказались введены в заблуждение. Огни этой яркой туманности были так же холодны, как пыльная мгла тёмной туманности. Зато они были бесконечно красивее. Более разреженные газовые облака пылали светом своих пленённых солнц вместо того, чтобы их затушёвывать. Харлоу с Дандональдом проносились вдоль золотых рек, над водопадами из огня в миллион миль высотой, через завитки, вуали и обширные тихие озера света с сияющими в них звёздами, напоминающими фосфоресцирующих рыб.

Потом вновь наступила тьма, и в ней вырастало другое скопление, ещё один улей звёзд, пятнаемый недужным сиянием цефеид. И Дандональд посылал безмолвный зов, и вдруг появилась ответная мысль, третий разум в этой необъятности пространства и звёзд.

— Кто меня зовёт?

Они двинулись на этот мысленный голос, устремляясь к бледной звезде, которая пульсировала, как сердце умирающего человека. И в угрюмом отблеске её короны они встретили крошечное мерцание сияния, подобного им самим, крохотную живую звезду — одного из старых ворнов.

— Кто меня зовет? — вопросил он. — Кто тревожит меня в моей работе?

Харлоу почувствовал сильную досаду в этом странном ментальном голосе, слишком возвышенном и отстранённом, чтобы гневаться. Он хранил молчание, пока Дандональд объяснялся, и Харлоу постепенно начал понимать, что человечество и муравьиные заботы людей остались для этого существа слишком далеко позади, чтобы беспокоиться о том, что случилось с кем-либо, кто носил тленную привязанную к планете плоть.

Он не удивился, когда ворн ответил Дандональду.

— Меня это не касается.

— Но конвертер! — вырвалась мысль у Харлоу. — Ты никогда не сможешь вернуться…

Ворн некоторое время взирал на него с чем-то вроде любопытства.

— Ты новенький. Вы оба. Проживите звёздами в течение тысячи лет, а потом говорите мне, что эти вещи имеют значение. Теперь идите — оставьте меня моей науке.

— Я говорил тебе, что им все равно, — устало пробормотал Дандональд Харлоу.

— Но они должны, — упирался Харлоу. — Послушай, — мысленно крикнул он ворну, который уже плыл вдаль над остывающей топкой цефеиды. — Послушай, ты думаешь об этом, обо всей широкой Вселенной, как о вашей стране. Так она больше не будет вашей страной, если эти люди получат контроль над конвертером. Ты укоряешь нас за беспокойство. Нас всего двое. Со временем через конвертер придут миллионы. Ворны больше не будут единственными или каким-либо образом уникальными. Где будет ваше одиночество и ваш мир?

Ворн заколебался.

— Миллионы? — повторил он.

— Ты лучше меня должен знать, сколько обитаемых миров в этой Галактике. И вы должны помнить, как люди боятся смерти и всячески пытаются её обмануть. Обещание физического бессмертия проведёт через конвертер население целых планет. Ты знаешь, что это так.

— Да, — сказал ворн. — Я помню. Я знаю.

— Тогда ты нам поможешь? Ты проведёшь нас к другим из своего рода?

Ворн завис так надолго, что пауза показалась Харлоу тревожной вечностью. Бледные языки огня свернулись вокруг него, разум закрылся, чтобы ни Харлоу, ни Дандональд не смогли его прочитать.

Потом ворн сказал:

— Идёмте.

Он развернулся и ринулся вон из созвездия, а Харлоу с Дандональдом последовали за ним, и звёздные рукава Млечного Пути хлестнули, как дым, и исчезли, и явилась чернота, подобная ночи накануне творения, и пустота вне силы разума, чтобы постигла её.

Постепенно, по мере того как приспосабливались его новые и неиспытанные чувства, Харлоу начал осознавать маленькие блики яркости, плавающие в чёрном ничто, и он понял, что это были галактики. «Такие маленькие, — думал он, — так ужасно далеко друг от друга, эти странствующие компании звёзд объединились, как паломники, для своего грандиозного путешествия». Тут и там казалось, что несколько галактик соединились в скопление, странствуя все вместе из темноты начала к темноте конца, но даже они выглядели потерянными и одинокими, множества их ярких компаний уменьшались до одиночных искр в этой невероятной необъятности, подобно блесткам, экономно раскиданным по чёрному одеянию.

Его настиг мысленный голос ворна, пульсирующий жаждой и азартом.

— За всё это время мы так и не добрались до конца…

«Руки обезьяны, — подумал Харлоу, — и глаза человека. Их никогда не наполнить, и они никогда не остановятся, и это хорошо». Он смотрел на далёкие галактики с тем же азартом и волнением, какие почувствовал в ворне. Для чего существовал человек, для чего существовал интеллект, если не для изучения? Видеть, знать, исследовать, чтобы охватить творение до самых крайних границ, вечное изучение, пока ты не закончишься вместе с Вселенной и не найдёшь окончательный ответ на величайшую тайну всего.

Неудивительно, что ворна не интересовало возвращение. С чем-то вроде шока Харлоу понимал, что он сам стремительно терял к нему интерес.

Дандональд рассмеялся тихим смехом разума, окантованным грустью.

— Твёрдо держись своей цели, Харлоу. Иначе мы тоже станем ворнами.

* * *

Темп ускорялся. Или, возможно, это было всего лишь иллюзией. Они неслись на немыслимых скоростях, рассекая время, на их бесплотные тела никак не влияло пространство и ограничения материи. Они нырнули в пятнышко света, и оно выросло, вытягивая туманные спиральные рукава, и туман разделился на звёзды, и это оказалось Галактикой, ярко пылающей и вращающейся, как гигантское колесо. Они пронеслись сквозь её миллиарды солнц, как ветерок сквозь песчинки, и ворн позвал, и другие ворны ответили. Мелькнул стремительный разговор, и Харлоу знал, что некоторые из разумов разорвали контакт и снова удалились в свою частную жизнь, но другие этого не сделали, и теперь их маленькая компания увеличилась.

Они вырвались из спиральной туманности. Ворны рассыпались и разлетелись, чтобы ускорить поиск и распространить его шире. Харлоу, Дандональд и их гид помчались дальше.

Не было времени. Не было никакого расстояния. Как пьяный ангел, Харлоу нырял и кувыркался среди островков вселенных, испытывая головокружение от движения бессчётных звёзд, ошеломлённый тёмной беспредельностью между ними, возвышенный, смиренный, испуганный, и всё же в очень реальном смысле впервые совсем лишённый страха. Несколько раз он сбивался с пути, забывая обо всем, и Дандональд призывал его обратно. А потом был последний долгий бросок, и Галактика, и мерцающая тьма, которая показалась чем-то знакомой, и Харлоу оказался в заливе меж берегов большой чёрной туманности,