Формула алхимика - Игорь Лебедев

— Какое еще послание, Александр?

— Я решил написать роман, мама! — раздраженный непонятливостью родительницы, пояснил Шура.

— Прекрасная идея! — поторопился вступить Илья Алексеевич, чувствуя, что может разразиться маленькая семейная буря. — И о чем будет твой роман?

— Ну, что-нибудь морское… — поделился замыслом будущий писатель.

— Отлично! Когда садишься за работу?

— Да вот… в эту субботу и начну… — неуверенно предположил Шура, подозревая подвох в явно преувеличенном восторге, с которым откликнулся на эту идею Ардов.

Илья Алексеевич и княгиня переглянулись.

— Что? — насторожился Шура. — Чему вы ухмыляетесь? Опять потешаться надо мной вздумали?

— Ну что ты, Шура, — поторопилась успокоить сына княгиня. — Бутылки — прекрасная идея.

— Да при чем тут бутылки! — в сердцах воскликнул Шура и сорвал салфетку. — Ни в чем от вас поддержки не дождешься! Только насмехаться горазды!

С этими словами разобиженный князь выбрался из-за стола и покинул гостиную. Поскольку подобные всплески случались нередко, сколько-нибудь серьезного впечатления этот демарш не произвел.

Размеренная мелодия вальса Вальдтейфеля продолжала тихонько струиться из шкатулки.

— Совпадение и впрямь феноменальное, — помолчав, отметил Илья Алексеевич. — Как тут не поверить в прозорливость иных избранных…

Княгиня бросила на Ардова быстрый взгляд, почувствовав в этих словах подготовку к какому-то новому повороту разговора. Так и вышло.

— Анастасия Аркадьевна, а вы не могли бы припомнить, кто еще был на том сеансе у мадам Энтеви? Помните, вы говорили? Кроме баронессы фон Крюденваль, разумеется.

Княгиня прекрасно помнила. Ей было приятно, что Ардов решил вернуться к тому сеансу.

— Еще была вдова статского советника Пяльцева, — охотно пустилась в воспоминания Баратова. — Ее более всего интересовало, имелись ли у покойного супруга романтические увлечения на стороне. Ответ был отрицательный. Известие так ее впечатлило, что она принялась плакать и горячо нас благодарить.

Илья Алексеевич кивнул, давая понять, что его внимание не ослабло.

— Коллежский советник Скок имел пару вопросов к бывшему своему начальнику по делам службы. Желал знать, имеются ли у него шансы занять место герольдмейстера в своем департаменте в Сенате. Ну, начальник, видать, не хотел расстраивать этого Скока — так-то сказать, тугодум порядочный, какое ему повышение…

Ардов опять кивнул, поощряя воспоминания. Княгиня с удовольствием отпивала кофе из чашечки с вензелем.

— Купец Ротов. Этот вызывал дух Блаватской.

— Разумно, — одобрил Илья Алексеевич. — Она и сама при жизни, кажется, любила с духами поболтать. Что же интересовало Ротова?

— Цены на золото. Сами понимаете, эта реформа многих вынуждает ажитироваться, а Блаватская все-таки приходилась родственницей нашему министру финансов.

— Что же сказал Ротову ее дух?

— Дух высказался в том смысле, что якобы после реформы господин Витте задушит золотодобычу налогами, чтобы привлечь в страну английские кредиты.

Ардов сделал выражение, которое должно было указать собеседнице на высшую степень адмирации.[19]

— Да-да, Илья Алексеевич, — как бы с укоризной покачала головой Баратова. — Не удивлюсь, если все это окажется правдой.

— Это все? — подвел итог сыщик.

— Еще был репортер из «Ребуса». Малоприятный тип. Как-то его… Кропачильский, что ли…

— Чептокральский! — догадался Илья Алексеевич.

Княгиня кивнула.

Вообще-то, Чептокральский вел колонку криминальных происшествий в «Санктъ-Петербургскихъ вѣдомостяхъ». Какими ветрами его затянуло в орган мистиков и чародеев — предстояло выяснить.

Илья Алексеевич встал. Баратова вздохнула с некоторым облегчением, потому что не хотела сообщать крестнику причину собственного визита к прорицательнице — она рассчитывала узнать, кто виновен в смерти супруга, которого нашли мертвым в своем кабинете вот уже шесть лет назад. Экспертиза установила отравление, но ни виновного, ни причину убийства следствие так и не определило. Мало того, в какой-то момент виновным в смерти отца едва не оказался его родной сын, Шура Баратов, и только феноменальная память его университетского друга Ильи Ардова отвела подозрения от юноши и доказала его непричастность. После этого случая Анастасия Аркадьевна относилась к Илье Алексеевичу как к спасителю и была готова ради него на любые лишения.

— Отозвался ли Евгений Витольдович? — покраснев, все же справился Ардов, имея в виду дух князя Баратова, — о цели визита Анастасии Аркадьевны на сеанс к мадам Энтеви он догадался без слов.

— Еще не время раскрывать, — повторила полученный ответ княгиня. — Пока что это опасно для нас с Шурой…

Быстрым движением она смахнула невольную слезу и протянула крестнику руку.

Прибывший в Петербург с официальным визитом президент Французской Республики Феликс Фор изъявил желание после торжественного обеда в Зимнем дворце осмотреть Экспедицию заготовления государственных бумаг на Фонтанке. Провожатым почетного гостя выступил министр финансов Сергей Юльевич Витте. По долгу службы был здесь и обер-полицмейстер Август Рейнгольдович Райзнер. Его превосходительство, впрочем, держался на отдалении и в беседу не вступал.

После осмотра бумагоделательной машины перешли в печатный цех. Сергей Юльевич не без гордости показал гостю образцы многоцветной печати по методу инженера Орлова. В прошлом году печатная машина русского изобретателя наделала много шуму на всемирной промышленной выставке в Чикаго, после чего машиностроительная фирма «Кениг и Бауер» наладила ее серийный выпуск в Германии, за что хорошо платила России. Отпечатанные орловским методом бумаги были не только хороши в художественном отношении, но и не поддавались подделке обычными полиграфическими приемами. Французский президент уверял, что желает приобрести патент для нужд республики, но Сергей Юльевич быстро смекнул, что Экспедиция была лишь поводом оказаться tête-à-tête[20] без лишних ушей: президент был явно озабочен планами русских о введении металлического обращения. Витте не стал секретничать и даже велел принести образцы монет, чеканка которых уже полным ходом шла на Монетном дворе — нужны были миллионные тиражи.

— Преимущество металлического обращения над бумажным не составляет для меня никакого вопроса, это, можно сказать, аксиома, — поторопился заверить высокий гость, вращая в руке империал с профилем русского императора, — но не кажется ли вам, мой друг, что лучше было бы ввести денежное обращение, основанное не на золоте, а на серебре?