Неправильный диверсант Забабашкин - Максим Арх

быть с теми боями и сражениями, в которых мы участвовали плечом к плечу? Ведь все рисковали собой. И те, кого ты обвиняешь, тоже. И умереть они могли в любой момент, как и мы с тобой. Разве это похоже на действие немецких шпионов?

— А куда им было деваться-то? Работа у них такая — жизнью своей рисковать. Но выжить они, конечно же, тоже хотели. Вот и использовали нас с тобой в своих интересах, как могли. А уж когда узнали, что ты так лихо управляешься с винтовкой, то вообще посчитали, что им с тобой повезло, потому как шансы на выживание у них резко повысились.

Воронцов поморщился.

— Что за бред ты несёшь, Роман⁈ Мы же немцев вместе убивали, причём не одного-двух, а в больших количествах. Зачем нам, по-твоему, самолёты и танки немецкие нужно было уничтожать, раз они нам свои?

— От вашего брата всего можно ожидать! — поморщился Апраксин, и, чуть подавшись вперёд, доверительно сказал: — Говорю тебе, Ляксей: это они алиби себе выстраивали. А заодно просто со смертью играли. Острых ощущений им захотелось. По всей видимости, авантюристы — любят нервы себе пощекотать, — он безнадёжно махнул рукой. — Вишь, какие хитрые диверсанты нам с тобой попались, — кивнул на винтовку у меня в руках и спросил: — Ну что ты в меня-то целишься? В него целься. Он враг.

— Красноармеец Апраксин, перестаньте говорить бред! — в сотый уже раз зарычал Воронцов и попытался встать. — Пора заканчивать эту комедию!

— Сиди, товарищ лейтенант госбезопасности, — тут же я махнул в его сторону винтовкой. — Я ещё ничего не решил.

— А что там ты с ним решать-то собрался, Ляксей? Он враг! Его застрелить надо и вся недолга! — злобно проговорил Апраксин. — Не застрелишь, так он застрелит и тебя, и меня.

— Не слушай его, Лёшка! Он с ума сошёл или сам вражеский шпион! — озвучил свою линию бывший Воронцов. И, показав рукой на бездыханное тело четвёртого члена группы, сказал: — Видишь, чего он натворил? Он же нашего товарища убил! Бездоказательно!

— Что, своего камрада пожалел? — тут же принял вызов Апраксин. И вновь обратился ко мне. — Ляксей, ты меня слушай. Я правду говорю. У меня доказательства есть.

— Нет у тебя никаких доказательств. Нет и не может их быть! Алексей, он всё врёт! — тут же вступил в перепалку Воронцов.

В голове у меня продолжался хаос, который эти двое очень усугубляли своими воплями.

Пришлось рыкнуть.

— А ну, тихо! А то сейчас в обоих стрельну! Я, кстати, вас уже предупреждал, что тот, кто больше всех орёт, тот, очень вероятно, и получит пулю между глаз, — те сразу замолчали, и я обратился к Апраксину: — Про какое доказательство ты говоришь?

— Так ясно про какое, про его удостоверение. Ты у этого, — он мотнул головой в сторону Воронцова, — его видел? Нет? А я видел! Там тоже скрепки без ржавчины.

— Откуда ты это знаешь? Он что, тебе его показывал?

— Нет, конечно. Он же командир, чего ему им передо мной светить? Но я всё же сумел его увидеть.

— Где? Когда?

— Случайно, в госпитале. Когда он своё удостоверение развернул. Я сразу и заметил.

— Что ты заметил, Апраксин? Что ты мелешь? На удостоверении нет никаких скрепок, — взорвался играющий роль чекиста.

— А вот он и прокололся! Есть там скрепки! Есть! И скрепки там нержавеющие, — радостно проговорил тот. — Я всё ещё диву давался, почему это у товарища лейтенанта государственной безопасности документ в таком хорошем состоянии, и даже скрепки как новенькие, а ведь он уже не первый год на службе! И вот, когда ты, Ляксей, про скрепки сейчас сказал, у меня в голове словно бы что-то щёлкнуло, пасьянс сложился, и все события моментально представились в единый логический ряд, — он посмотрел на Воронцова: — Так что оплошали вы со своим адмиралом Канарисом или кто там у тебя твой фашистский командир в Абвере?

— Врёшь ты всё! Если и есть там скрепка, то она нормальная у меня– ржавая!

— А что значит «если есть»? — удивился я.

Воронцов нахмурился.

— Что-то задурили вы мне голову! Нет её там. И никогда не было, это же не служебная книжка красноармейца, а удостоверение сотрудника. Так что, нет там никакой скрепки, ни ржавой, никакой… вроде бы.

Последние слова он произнёс неуверенно. И этим незамедлительно воспользовался Апраксин.

— А вот и есть! — воскликнул он. — Но она не ржавая. А та самая — из нержавейки — вражеская! И вкупе с предыдущими подозрениями всё складывается в совершенно понятную картину — Воронцов и Садовский — два немецких шпиона-диверсанта! Они враги! Стреляй в него, Ляксей!

— Скрепка в удостоверении? — словно эхом повторил я.

Я не знал, есть ли скрепки в удостоверениях в этом времени. В моём-то в подобных документах уже давно скрепки не использовались. Удостоверения просто склеивались.

«Но тут другая жизнь и мало ли что тут есть, чего уже давно нет в будущем», — пришёл я к мысли.

Впрочем, сейчас это было всё легко проверить.

Перевёл взгляд вместе с винтовкой на Воронцова и приказал:

— А ну, Григорий Афанасьевич, покажи-ка своё удостоверение.

Воронцов потянулся рукой к карману гимнастерки и тут Апраксин громко крикнул:

— Лёшка, берегись! Не разрешай ему в карман лезть! У него там нож!

Я сразу же скомандовал:

— Отставить! Не двигаться! И хватит уже орать! — зло прошипел я в сторону Апраксина.

Псевдо-Воронцов остановился на полпути, а затем развёл руки в стороны, тем самым показывая, что не намерен что-либо предпринимать.

И, нужно сказать, его движение мне очень не понравилось. Было очевидным, что если я приближусь и буду держать винтовку одной рукой, то могу стать очень лёгкой добычей. Особенно для профессионала, который, наверняка, хорошо знает рукопашный бой.

Не доходя двух метров до диверсанта и не сводя с него мосинку, на секунду задумался, как бы мне лучше его досмотреть?

А в это время Апраксин не переставал меня предостерегать:

— Лёшка, поберегись! Это такой фрукт, что напасть может в любую минуту. Он тренированный в Абвере своём! Подготовку проходил и приёмы всякие знает. Дай мне оружие, я прикрою!

— Сиди на месте. Я сам! — кинул через плечо, не переставая пристально следить за всеми даже