Неправильный диверсант Забабашкин - Максим Арх

— Нет.

— Так в тебе дело, Лёшка. Ты мой счастливый билет.

— В смысле? — продолжил не понимать я.

— Ой, Забабашкин, вот воистину, диву иногда даёшься, как быстро ты соображаешь. А иногда, словно маленький, совсем ничего не понимаешь, — сморщился Штернберг. — Ты же особенный. Я это знаю. И ты это знаешь. И мои командиры это знают. Ты ж от пленных слышал про снайперскую школу, которой тут нет? Слышал. А это значит, что силы Вермахта и разведчики Абвера сейчас занимаются её поисками. Нет сомнения, что им поставлена задача найти и школу эту, и снайперов, что сумели так потрепать наши доблестные войска. Моё командование же не знает, что никакой школы тут нет и не было никогда в помине. Не знают мои командиры, что вместо этой треклятой школы есть только один парнишка семнадцати лет отроду, который стреляет без промаха и уничтожает самолёты и танки на внушительном расстоянии. И вот когда я тебя им предъявлю, как думаешь, будет мне награда за это или нет?

Прекрасно понимая что, скорее всего, в своих умозаключениях диверсант полностью прав, не стал отвечать на и так понятный вопрос, а лишь, презрительно фыркнув, процедил:

— Ну и сволочь же ты, Михаэль Штернберг, или как там тебя… Гад ты!

— Для тебя и таких как ты — да, — легко согласился тот. — Однако для победоносной германской армии это далеко не так. Поэтому прими свою судьбу, как есть, и не вздумай ерепениться — хуже будет. А вот если за ум возьмёшься и добровольно будешь сотрудничать, то, поверь, мы можем быть благодарны. Ты мало того, что останешься живой и невредимый, так ещё будешь сыт, в тепле и в безопасности. Никто тебя на фронт больше не погонит. Будешь в тылу наших снайперов обучать, есть от пуза и бед не знать. Ферштейн?

— Суть ясна, — кивнул я и напомнил прописную истину, — вот только бесплатный сыр в этом мире находится, как правило, только в мышеловке.

Немец крякнул.

— Всё же пессимисты вы, русские, и даже более того — фаталисты. Во всём вы ищете второе дно. Везде вам подвох мерещится, которого нет. Воистину вы варвары, и цивилизованному человеку с вами трудно общаться. Вы просто не понимаете, не верите в искренность и честность цивилизованного европейского общества.

Помня все обещания Запада по отношению к моей стране в прошлом и будущем, я закономерно усомнился в адекватности слов визави. Впрочем, развивать дискуссию в этом отношении, чтобы выиграть ещё немного времени и, быть может, суметь освободить руки, я больше не стал. Всё равно руки развязать не мог, а потому толку от минуты-другой уже не было.

«Только усталости себе добавлю, а пользы не будет», — решил я больше гада ни о чём не спрашивать.

И он, словно бы прочитав мои мысли, сам решил сворачивать диспут:

— Всё, хватит лясы точить, пора идти. Сегодня в тепле и относительной сухости переночуем.

С этими словами он свернул тряпку, одной рукой взял меня за голову, а другой стал подносить кляп ко рту.

Я предчувствовал, что будет что-то подобное, а потому в последнюю секунду решил действовать.

Когда бывший Апраксин чуть подался вперёд, ожидая сопротивление моего затылка, я крутанул головой, освободившись от захвата, откинул её назад и, сразу же сделав шаг навстречу, с силой боднул противника, целясь своим лбом ему в нос.

Я надеялся, что силы удара хватит для того, чтобы враг от боли потерял сознание, или вообще умер, тем более что несколькими минутами ранее я ему этот нос локтем вроде бы сломал, но, к моему сожалению, хотя немец и был застигнут врасплох, в последний момент он сумел чуть уйти в сторону и мой удар пришёлся ему в щёку, задев нос лишь по касательной. Однако сила инерции всё же сыграла свою роль, и диверсант, взвизгнув от боли, сделал шаг назад.

Мои руки по-прежнему оставались связаны за спиной, поэтому ими я работать не мог. Но, как хорошо всем известно, кроме рук у человека ещё есть и ноги. Вот я и ударил врага коленкой в пах, дабы если эта сволочь и выживет, то не смогла бы больше размножаться. Да, я прекрасно понимал, что приём, мягко говоря, нечестный, и в обычной драке я бы его никогда не применил. Но сейчас ни о каком честном поединке речи не шло — передо мной был самый настоящий враг, который ранее убил двоих моих боевых товарищей, и сейчас собирался пленить меня, тем самым обрекая на боль и страдания. Следовательно, в данный момент времени на повестке дня был всего один вопрос: либо я, либо он. Так что мне уже было не до рыцарской схватки, я должен был победить противника, и мне уже было совершенно неважно, как именно это сделаю.

Вот только шансы у нас были далеко не равны. Псевдо-Апраксин был мало того, что здоровей семнадцатилетнего подростка Алексея Забабашкина, так ещё и руки у него были свободны от пут. К тому же он был самым настоящим диверсантом и знал рукопашный бой, в отличие от меня прежнего и настоящего, который был снайпером, а не каратистом, причём снайпером-самоучкой.

И он спокойно ушёл от моего удара, подставив руку и тут же, присев, провёл подсечку.

Удар по ногам был настолько молниеносный и сильный, что я не то что подпрыгнуть не успел, но и даже сообразить, что произошло. Просто боль, и вот я уже лежу на мокрой траве, а надо мной нависает враг.

— Ах ты, щенок! Schwein! — зарычал бывший Апраксин и нанёс мне сильный удар кулаком куда-то в область уха. — Шутить со мной вздумал, сопляк?

Ещё удар. И ещё….

Голова гудела и кружилась. При каждом замахе я пытался увернуться, но понимал, что со связанными руками и лёжа на земле ничего противопоставить здоровенному диверсанту я не могу.

Стараясь не потерять сознание от получаемых ударов, с пугающей ясностью осознал, что мой возможный побег откладывается на неопределенное время. Если, конечно, в дальнейшем его вообще удастся осуществить, ведь для того, чтобы откуда-то сбежать, вначале нужно до этого не быть забитым до смерти.

Отоварив меня ещё парой сильных ударов по голове, бывший Апраксин наконец-то успокоился и, сидя на распластанном на земле мне, устало прошипел:

— Вот так вот, Забабашкин. Вот так! Это тебе уроком будет. Никогда не смей идти против высшей расы. Вы, варвары, пока этого