Пляска на плахе. Плата за верность - Марина Баринова

— Сегодня мы услышали достаточно, — громко обратился он к толпе. — Однако Гилленай завещал нам быть милосердными, и потому мы не будем делать скорых выводов. Быть может, лорд Грегор и леди Ириталь еще в пути и не успели добраться до Миссолена. Возможно, их задержали иные обстоятельства. Мы будем ждать и дадим им шанс высказаться лично. Однако если указанные господа так и не явятся, ровно через семь дней здесь, в Великом Святилище, мы огласим вердикт. Да смилуется Хранитель над всеми нами.

Луброк.

Если бы Артанну спросили о том, смущало ее во всей этой истории, она бы, пожалуй, устала загибать пальцы и перечислять нестыковки.

Вопросов было много. К примеру, почему советники, если они так стремились избавиться от последней представительницы Дома Толл, бездействовали все те годы, что Артанна проторчала в Гивое и была весьма легкой добычей? Почему Заливар нар Данш на протяжении тридцати лет умудрялся сохранять свою шкуру в безопасности, а сейчас изволил трястись от страха и, выпучив глаза, лично прискакал в Эллисдор? И почему он не вышел с ней на связь раньше, если, как утверждал, являлся другом ее отца? Заливар был хорошо осведомлен о жизни Артанны — он вполне очевидно дал это понять. Значит, следил за ней. Но зачем тогда возник именно сейчас?

Почему Грегор, до того момента расшаркивавшийся перед Артанной в попытках доказать свое расположение, так резко переменил к ней отношение, стоило этому вагранийскому ублюдку сесть герцогу на уши? И был ли новый эрцканцлер, этот слишком талантливый для грубой политики Эллисдора малец, до конца с ней откровенен?

Короче говоря, от этого задания за версту несло гнильцой.

Караван оказался вполне настоящим, а купец Сефино Ганцо — действительным членом торговой гильдии Турфало и вполне приятным собеседником, пару раз снизошедшим до приглашения Артанны за свой щедрый стол. Тяга к роскоши, казалось, поглотила этого человека целиком: тонкие вина и шелка, редчайшие пряности и самоцветы на столовых приборах. Баснословно дорогие украшения, изящные манеры — тому и другому мог позавидовать любой вельможа. Но, что удивило Артанну больше всего, Ганцо был любознателен, вследствие чего — образован получше большинства встреченных Артанной дворян. Общение с купцом доставляло ей удовольствие. Наемница не расспрашивала его об обстоятельствах соглашения, достигнутого между ним и Альдором — голова и без того пухла от предстоящего задания, однако столоваться у богача не отказывалась. Кто знает, когда еще ей доведется полакомиться засахаренными фруктами и светской беседой, так напоминавшей вечерние разговоры с Гвиро?

Она скучала по нему. Артанне было не впервой терять друзей, но смерть этого человека представлялась ей пугающе бессмысленной. Да, со временем боль ослабнет — так бывало всегда, но легче от этого знания не становилось. С расхожей поговоркой о том, что время обладает целебными свойствами, вагранийка была в корне не согласна. Лечили новые события, люди, проблемы и поиск их решений. С каждым днем боль становилась все слабее, стирались эмоции, оставляя лишь память об ушедшем друге. И чем больше наваливалось мелких проблем, тем легче становилось мириться с потерей. Исцеляли действия, а время…

Ни хрена оно не лечило.

— Скажи честно, ты взяла меня лишь затем, чтобы пощекотать нервы Молчуну?

Артанна попыталась выкинуть из головы бесполезную ностальгию и в упор уставилась на поравнявшегося с ней Джерта.

— Ты хороший боец, — чуть помедлив, ответила она. — Лишним не будешь.

Медяк закатил глаза и вздохнул.

— Неужели он имел неосторожность не угодить тебе в койке? — наклонившись к самому уху наемницы, спросил он. — И мстительная бабская натура прорвалась наружу?

— Следи за словами.

— Тогда изволь объяснить, — настаивал Джерт. — Почему вагранийцу, знающему язык, традиции и обычаи земель, в которые мы направляемся, ты предпочла компанию эннийского дятла?

— Изволь идти к черту, Медяк, — ответила командир и обреченно посмотрела Джерту в глаза. — Но ты ведь не отстанешь, верно?

— Не-а. Сама виновата. Лишила компании певуна, так что теперь мне некого доставать. К тому же, — энниец снова наклонился к ней и прошептал, — мне кажется, что тебе нужно выговориться.

— И с чего ты решил, что я должна изливать душу именно тебе?

Медяк улыбнулся.

— Потому что из всего отряда, — он лениво обвел рукой бойцов, несших вахту по периметру каравана, — я единственный, кто не будет тебя осуждать, что бы ты ни сделала. Не имею морального права, да и желания, если быть до конца откровенным. К тому же, пусть я и тот еще козел, но, как ты наверняка успела заметить, отнюдь не трепло.

С последним Артанна не могла не согласиться. Джерт любил потравить байки, мгновенно пронюхивал о каждой попойке, легко очаровывал самых разных баб и словно задницей чуял обстоятельства, сулившие ему хоть какую-нибудь выгоду. Одним словом, был занозой в заднице любого командира. Однако Медяк умудрился за поразительно короткий срок втереться в костяк «Сотни» столь крепко, словно годами работал под началом Артанны. Но, что было важнее, энниец ни разу не дал повода для подозрений в излишнем красноречии. Наедине он мог перейти границы и почти всегда игнорировал субординацию, но дальше личного общения с Артанной это обычно не заходило.

И потому она все ему рассказала.

В дне пути до Луброка, когда их купец умудрился снять едва ли не половину постоялого двора, прибившегося к обочине Гацонского тракта, Артанна спустилась в зал, заказала Медяку кувшин медовухи, а себе — воду и выложила всю историю о Веззаме, начиная с обстоятельств их знакомства в Рундкаре и заканчивая визитом Заливара в Эллисдор.

За один кувшин Медяк не управился. К середине второго Артанна все же закончила и бросила полный тоски взгляд на пойло — пока что умудрялась держаться без спиртного, хотя и была готова многое отдать за глоток хайлигландской крепкой. Но все же собрала остатки воли в кулак и, громко сглотнув, просто закурила.

Сотница и сама не понимала, что ее дернуло вывернуть душу наизнанку перед Медяком. Джерт, следовало отдать ему должное, оказался хорошим слушателем — просто сидел и внимал, изредка уточняя детали, вызвавшие у него особый интерес. В остальном же он просто давал ей выговориться — как и обещал ранее.

И лишь закончив рассказ, Артанна осознала, насколько ей полегчало. Никаких камней с души не посыпалось, но дышалось свободнее. О сделанном она не жалела — наоборот, была рада, что в кои то веки заставила себя с кем-то об этом поговорить. Шрайн, даром что был старинным другом, спокойно слушать бы не стал — слишком давно знал и саму Артанну, и Веззама, вследствие чего был предвзят и молчать не мог. Наемница была рада, что буквально заставила себя излить все это дерьмо хоть на кого-нибудь, словно опасалась, что больше такая возможность могла ей не представиться.

— Ну что, все еще не надумал меня осуждать? — выбив погасшую трубку на пол, спросила она.