Бог жесток - Сергей Белавкин

— Базар есть, братан, — сказал он мне.

— Присядь, — ответил я ему в тон, — и вываливай.

Он замолчал, видимо не ожидавший, что к его блатным агрессивным манерам я отнесусь со спокойствием удава.

— Евгений Галкин, частный детектив, — пробормотал он. — Любопытно.

— Что же здесь любопытного?

— Да так, ерунда.

— Зачем же зашел?

— Пустяки, проходил мимо.

— Как хоть тебя зовут?

— ЧЕЛОВЕК. Это звучит гордо, — наконец представился незнакомец и спросил внезапно: — Ты Вальку Гуляеву знаешь?

Я предпочел промолчать. Он нервно заерзал, зашарил мутными глазами по потолку и стенам.

— Я это вот к чему, братан, — сказал незваный гость. — Я тот самый парень, который стриг с нее бабки и делал крышу. И старика я тогда учил в подъезде — не хрена мусоров вызывать и клиентов отпугивать. Но вот гасить его я не подписывался, я не мокрушник какой-нибудь, а вор честный.

— Расскажи это следователю, мне-то какое дело? — пожал плечами я.

— Да плевал я на следователя! — взорвался незнакомец по имени Человек. — Валька — баба, ее промурыжат и отпустят. Ясное дело, убить ей не под силу. А меня как возьмут, так на совесть колоть будут. У меня уже три ходки было, отношение, сам понимаешь, какое. Что я им в камере докажу?!

— А что ты хочешь от меня? — спросил я с ленцой в голосе.

Человек окончательно выходил из себя.

— Будто не въезжаешь?! Я хочу найти того козла, который зарезал старика, расколоть его и сдать легавым. Тогда я и свою шкуру спасу, и Вальку из мусорни вытащу. Мне все-таки с ней работать, других шлюх у меня нет. Вот ты, сыщик, и помоги, а уж я приплачусь!

— Это лишнее, — ответил я. — Она мне сама заплатила за то же самое. Будь добр сказать, как ты на меня вышел?

Мое естественное любопытство неожиданно приперло его к стене. Незнакомец ошарашенно вылупился на меня, скрипнул щербатыми, почерневшими от чифира зубами.

— Будешь много знать, будешь плохо спать. Или вообще ласты завернешь, — мрачно поведал он.

Сказать, что я совсем не испугался, было бы неправдой, но удирать от каждой гавкающей шавки — увольте. Хотел встать, приблизиться вплотную к незваному гостю, широко улыбнуться, а потом — ногой по голени, коленом в пах и вышвырнуть обмякшее тело головой вперед из кабинета… Поленился двигаться. Наверное, переработал. Или недостаточно похмелился. Или мне нестерпимо захотелось, чтобы этот воняющий гуталином и дешевым табаком малый как можно скорее убрался восвояси. Причем без физического воздействия с моей стороны.

— Ищи, — устало сказал я. — А найдешь, раскалывай. Я думаю, это сделал некто Александр Солонков, бывший уголовник.

— Чем ему не угодил старик?

— Просто помешал. У Солонкова в детдоме находился сын, вот и взыграли отцовские чувства. Решил самостоятельно заняться воспитанием.

Сутенер хмуро взглянул на меня, как-то весь подобрался и вдруг захохотал.

— Ну ты даешь, братан! Корчишь из себя валенка, а дела щелкаешь как орешки. Раз он сидел, я его точно достану. Вперед ментов. Те еще не в курсе, да?! Ладно, бывай, за мной не заржавеет, сочтемся!

В порыве благодарственных чувств он встряхнул меня за плечи. Несмотря на три судимости, у него были чистые руки. Только одна-единственная татуировка между большим и указательным пальцами: МИЛА.

В справочнике телефонных абонентов значились три человека с фамилией Заступины. Правда, никто из них не обладал инициалом М. Удачи я добился с третьего раза.

— Алло, это Мария?

— Нет, это Наталья, ее сестра.

— Мне бы Марию.

— А разве вы не знаете, что она здесь больше не живет?

— Откуда? Мы виделись слишком давно, когда вместе учились.

— Правда? Уверена, Маше будет приятно. Записывайте адрес, телефон у вахтера, да, это семейное общежитие, спросите Марию Семину из четырнадцатой комнаты.

— Премного благодарен.

— Не за что. До свидания.

Я решил не оповещать Марию о своем визите и тут же выехал к ней.

Семейное общежитие оказалось некогда желтым, а теперь бурым зданием, давно утратившим надежды на реставрацию. Там, где побелка вовсе отслоилась от стен, выступала на всеобщее обозрение добротная кладка из серого кирпича. Тамбур был забит велосипедами, детскими колясками, санками, клюшками, лыжами, а также рухлядью, для которой не нашлось бы никакого применения. Вахтерша с бульдожьим лицом пила чай из алюминиевой кружки, расплескивая его и дуя на обожженные пальцы. Я прошел в паре шагов от нее, и она не заметила этого. Затем минут десять я бродил по первому этажу, прежде чем понял, что все комнаты здесь имели уже трехзначные номера. Комната номер четырнадцать (скромная обитель Марии), впрочем, как и комната номер один, занимала последний четвертый этаж. Объяснить подобное оказалось выше моих сил.

На мой стук открыл пухлый мальчик лет восьми. Стрижка под горшок, перемазанный шоколадом рот капризного ребенка.

— Тебе кого? — недовольно спросил парнишка.

— Может, все-таки вам?..

— Ее нету, — категорично заявил малец.

— Кого?

— Мамки.

— А скоро придет?

Молчание, пожатие плеч.

В полурастворенную дверь я обозревал часть комнаты, оклеенную безвкусными розовыми обоями. В углах, под потолком, серела паутина. Вдоль стены, впритык друг к другу, жались пошарканный шкаф, смятый диван и высокое старое зеркало. В его выщербленной пыльной поверхности отражалась другая часть комнаты, издевательски взирающая на свою ближнюю половину. Мне удалось увидеть огромный новый телевизор «грюндиг» и яркий ковер во всю стену. Уже первого взгляда было достаточно, чтобы судить о ручной работе этого мягкого пестрого изделия и о его щекочущей цене. Заподозрив что-то неладное, мальчик захлопнул дверь.

Я прошел по забитому всевозможным хламом коридору до лестничной площадки, но тут же на цыпочках возвратился обратно. В моей голове забрезжила одна идея, которую я пожелал немедленно воплотить в жизнь. Я постучал в комнату, соседнюю с той, что занимала Мария Семина.

Женщина лет сорока, а может, и пятидесяти, не худая и не полная, приземистая и плотно сбитая, занималась уборкой, а посему никого видеть и слышать не хотела.

— Чего? — спросила она, отдуваясь.

— Я по объявлению в газете, — ответил я.

— Я не давала никаких объявлений.

— Я насчет ковра.

— У меня нету никакого ковра.

— Правильно, ковер у вашей соседки, — согласно кивнул я. — Она желала его продать.