Упраздненный ритуал - Чингиз Абдуллаев

— Посмотрим, — улыбнулся Дронго, — каждаяверсия имеет право на существование. Судя по их озабоченным лицам, они сейчасбросятся проверять все убийства заново. Это тебе подобная версия кажетсянесерьезной. В «руку Москвы» здесь верят до сих пор. И в других республикахверят. Верят и очень боятся.

— А почему боятся?

— Инерция мышления. С одной стороны, им всегда кажется,что Москва хочет снова загнать их в единый союз, а с другой — слишком многолюдей в новых республиках об этом только и мечтают. Во всяком случае,подавляющее большинство народа так думает. Но разве им дадут высказать своемнение! Разве позволят новые лидеры независимых государств отнять у них подобныестатусы. Власть, деньги, неограниченные возможности, бесконтрольные действия.Демократия начинается только тогда, когда кто-то из бывших первых секретарейуходит в отставку. Как Ельцин в России. И хотя он ушел под давлением целогоряда обстоятельств, можно считать, что в России демократия уже состоялась.

— А в других странах? — спросил Вейдеманис.

— В других странах… — повторил Дронго. — Тызнаешь, я однажды рассказал анекдот двум президентам закавказских республик.Тогда как раз была их совместная встреча. Суть анекдота очень простая.Несколько президентов приходят к Господу и спрашивают, когда у нас все будетхорошо. Господь посмотрел на президента США и сказал — через сто лет в Америкебудет рай, но ты этого не увидишь. Посмотрел на президента России и сказал —через тысячу лет в России будет рай, но ты этого не увидишь. Потом долгосмотрел на остальных президентов — закавказских и среднеазиатских. И, вздохнув,сказал — ребята, может, когда-нибудь у вас и будет рай, только я этого неувижу.

— Грустный анекдот, — заметил Вейдеманис, —не оставляет надежды.

— Вот я и хочу поверить в надежду, — сказалДронго, — но после того как разорвали мою страну на клочки, я сталмеланхоликом. Неужели это так заметно?

— Иногда, — дипломатично ответил Эдгар.

Автомобиль остановился у отеля. На часах была уже половинатретьего ночи.

Утром Эдгар спустился к завтраку, уже зная, что Дронго непридет. Его напарник не любил завтракать по утрам, ограничиваясь чашкой чая иливообще не спускаясь на завтрак. Дронго обычно вставал поздно, когда вбольшинстве отелей время завтрака уже заканчивалось. После завтрака Эдгарподнялся к себе в номер, и не успел он войти, как раздался телефонный звонок.

— Доброе утро, — послышался голос Дронго, —зайди ко мне, если можешь.

— Ты уже проснулся? — удивился Вейдеманис. —Я думал, ты встанешь позже.

— Я почти не спал, — признался Дронго, —обдумывал ситуацию. Мне не очень хочется, чтобы сегодня произошло что-нибудьнеприятное. Все-таки со школой у меня связаны теплые воспоминания. Может, мы стобой туда поедем?

— Будут неприятности, — предостерег егоВейдеманис, — если там что-нибудь случится, это свалят на тебя.

— Именно поэтому я и хочу поехать, — вздохнулДронго, — по утрам обычно бывают занятия, и все учителя заняты на уроках.Я хочу посмотреть, что там изменилось за двадцать с лишним лет.

— Поехали, — согласился Вейдеманис. В школу ониприехали через полчаса. Сначала Дронго предложил обойти здание школы. Вокругбыл высокий решетчатый забор, пролезть сюда было достаточно сложно. К тому жечуть выше школы располагалась прокуратура республики, где постоянно находилисьвооруженная охрана и сотрудники милиции.

Спустившись к школьному двору, они поднялись по ступенькам ивошли в здание.

— Раньше здесь была самая большая и самая красиваяцерковь в Закавказье, — задумчиво произнес Дронго, — говорят, что онабыла видна даже с моря, когда к городу подходили корабли. Александровскийсобор. Сохранились лишь его фотографии.

— Что с ним произошло? — спросил Вейдеманис.

— Мог бы и не спрашивать, — мрачно заметилДронго. — Что произошло в Москве с храмом Христа Спасителя? То же самоеслучилось и здесь. Церковь взорвали. Но фундамент был такой мощный и такдобротно сложенный, что на нем решили построить школу.

— Это нехорошо, — сказал Эдгар, — ты учился внехорошей школе. Теперь я понимаю, почему происходят все эти убийства.Невозможно построить счастье на взорванном храме. Это недопустимо.

— Согласен, — кивнул Дронго, — но я думаю,что этому месту уже отпущены все возможные грехи. Посмотри на эту табличку. Вовремя войны в школе был военный госпиталь, и тысячи людей проходили здесьлечение. Тебе не кажется, что грех некоторым образом искуплен?

— Не знаю, — признался Вейдеманис, — иногда ядумаю, что нужно было родиться верующим. Так легче жить.

— Я тоже агностик, — признался Дронго, —сложно поверить, что душа моя, прежде не существовавшая, будет существоватьсама по себе миллиард лет. Хочется, но сложно. А насчет веры ты тоже не прав.Кто-то из философов заметил, что верующим нельзя родиться. Им можно толькостать.

Войдя в вестибюль, они постучали в дверь. Дронго иВейдеманис обратили внимание на висевшее рядом с дверью объявление. В немсообщалось, что традиционная встреча выпускников состоится сегодня вечером ивсех просят иметь при себе документы, чтобы пройти в школу. Стучать пришлосьеще. Дверь открыла невысокая пожилая женщина. Увидев двух посторонних мужчин,она решительно покачала головой.

— Нельзя, — сказала она, — идут занятия.Нельзя никому входить.

— Мы хотим поговорить с директором, — сказалДронго.

— Он занят, — женщина была преисполнена решимостиникого не пускать.

— Нам нужно поговорить, — настаивал Дронго, и вэтот момент за спиной женщины появились двое мужчин. Очевидно, они дежурили вшколе. Один был в форме капитана полиции. Подойдя к гостям, они попросили ихпредъявить документы.

— Мне нужно встретиться с директором школы, —сказал Дронго, протягивая свой паспорт. — Я раньше учился в этой школе ихотел бы поговорить с ним.

— Нас предупреждали, что вы придете, — сказалвторой незнакомец в штатском, очевидно из министерства безопасности, — номы думали, что вы появитесь вечером.

— Я хотел бы поговорить с директором, — настаивалДронго.

— Вы действительно Дронго? — спросил сотрудникслужбы безопасности. — Извините, но вас все так называют.

— Кажется, да. Но если вы меня не пропустите, я в этомне буду уверен, — пошутил Дронго.

— Кабинет директора на первом этаже, — сказалофицер, — я вас провожу, но вы пойдете один, и желательно, чтобы вашабеседа заняла не больше десяти минут.

Поймите, я и так нарушаю установленные правила.

— Договорились, — кивнул Дронго. Они вместе прошлик кабинету директора. Дронго вошел первым. Директору было лет пятьдесят. Этобыл один из тех замороченных ежедневной работой людей, которые проводят наслужбе все свое время. Опасения за школу, за коллектив, за детей, которых емудоверили, сделали его нервозным и мнительным. А трагические события, которыетак потрясли выпускников восемьдесят пятого года, заставили его относиться ковсем с особой подозрительностью. Тем не менее, он не стал отменять традиционнуювстречу выпускников, понимая, что нельзя раздувать еще больший скандал.