Записки Русалочки - Сонда Тальбот

Уже в пятилетнем возрасте Иво понял, что мать относится к нему совсем не так, как большинство матерей к своим детям. Он почти не видел Элизу, которая находила любой предлог, чтобы уехать из поместья, подальше от своего совсем недавно родившегося ребенка.

Воспитанием Иво занимались отец и приходящие няни, меняющиеся каждые полгода. Иво так и не понял, какими соображениями руководствовалась его мать, Когда избавлялась от очередной квалифицированной работницы, имевшей солидный опыт и отличные рекомендации. То ли она ревновала отца к тем женщинам, которые воспитывали Иво, то ли не хотела, чтобы сын привык к кому-то из них. Но и то, и другое объяснение было сомнительным. Джошуа обожал свою взбалмошную жену и никогда не смотрел на других женщин. А сын… Сын всегда был ей безразличен…

Когда она, устав от путешествий, гостей и развлечений, возвращалась наконец домой, то попросту игнорировала маленького Иво. Ее раздражало все: и наивные вопросы, которые задают обычно маленькие дети, и желание Иво посидеть у нее на коленях, и элементарная просьба сына поцеловать его на ночь. От всего этого у Элизы начинались мигрени и истерики, и она вновь уезжала из поместья, чтобы «развеяться».

Иво никогда не называл ее матерью — это слово выводило ее из себя. Она настоятельно просила сына называть ее Элизой. Просто Элизой… А маленькому Иво так хотелось хотя бы раз назвать ее мамой и почувствовать, что он нужен ей…

А потом Элиза забеременела второй раз, и у Иво появился брат. Вначале он даже обрадовался этому. Значит, теперь ему будет не так одиноко. Но потом, когда он понял, что это новое существо лишило его последнего шанса завоевать расположение матери, брат-конкурент стал ему ненавистен.

Теперь Элиза не замечала никого, кроме этого ребенка, постоянно пищащего в своей кровати и вечно требующего внимания. Она неустанно крутилась возле него, самостоятельно меняла пеленки, сюсюкала с ним и пела ему колыбельные. Иво с трудом сдерживал в себе растущую злобу. У этого ненавистного брата было все, чего он хотел… Им занимались не вечно приходящие няни, а Элиза. Та самая Элиза, которая раньше и слышать не хотела о грязных пеленках, погремушках и бутылочках с молоком…

Боясь, что рано или поздно его злость прорвется наружу, Иво запер в себе свою ненависть и полностью отгородился от окружающего мира. Он посвятил себя чтению книг, изучению языков, живописи и музыке. И единственным человеком, с которым он мог найти общий язык, по-прежнему оставался отец.

Джошуа Видхэм был мягким, чувствительным и в то же время очень замкнутым человеком. Он женился по большой любви и до сих пор безумно любил свою жену, прекрасно отдавая себе отчет в том, что она к нему совершенно равнодушна. Эта безответная любовь не ожесточила его, а, наоборот, сделала романтиком и фантазером. Правда, ни романтизм, ни фантазии Джошуа не удалось воплотить в жизнь, потому что все его попытки завоевать любовь или хотя бы расположение жены закончились полным провалом. В этом они с Иво были похожи, и это еще больше сближало их. А Элиза смотрела на них с презрением, как на жалких неудачников, которым только и остается, что поддерживать друг друга в своем одиночестве…

Однако развестись с мужем и бросить старшего сына Элиза не решалась. Слишком уж сильным в ней было начало, заложенное в нее родителями. Развод — это плохо, потому что сразу же начнутся сплетни. Развод — это плохо, потому что настоящая леди, женщина с хорошей репутацией и родословной, никогда не бросит своего мужа и сына. А то, что в результате такой семейной жизни все трое сходят с ума, — это абсолютно никого не волнует. Иногда Иво думал, что если бы мать набралась смелости и ушла от них, им всем было бы гораздо легче… Но Элиза Видхэм считала иначе.

Рождение второго ребенка довело ее пристрастие к «светскости» и избранности до абсурда. Она выбрала своему сыну, который все еще писал в пеленки и пил из бутылочки, точно такую же невесту из «хорошей» семьи. Джошуа впервые за все это время поднял на жену голос, обвинив ее в том, что она «чокнутая аристократка», в голове которой гораздо больше мусора, чем в самом грязном мусорном баке. Но это меткое высказывание не заставило Элизу передумать. Хотя ровно два месяца после ссоры они с Джошуа и словом не перекинулись. А Иво, уже начавшему понимать, что происходит в доме, оставалось только жить в этом бреду, стараясь не сойти с ума.

Его брат, нервный мальчик с большими голубыми глазами, нуждался в повышенном внимании и постоянно досаждал Иво. Иво пытался перебороть в себе неприязнь к брату, но ничего не выходило. Поэтому он старался проводить дома как можно меньше времени, а если ему это не удавалось, придумывал любые отговорки, чтобы не общаться с братом.

Но однажды случилось нечто ужасное. Элиза Видхэм, только что научившаяся управлять катером, пригласила на морскую прогулку всех членов семьи. Такие совместные поездки были делом довольно редким, но Иво решил отказаться. Ему все равно не доставило бы радости лицезрение матери, без конца сюсюкающей с младшим братом, и заискивающее лицо отца, который все еще продолжал надеяться на чудо. Он остался дома, устроился в удобном кресле и в очередной раз перечитывал «Оливера Твиста» Диккенса.

День прошел, наступил вечер, а родители не возвращались. Иво показалось странным, что их прогулка настолько затянулась. Но спустя какое-то время незнакомый голос по телефону сообщил ему, что яхта разбита, его родители — в больнице, а младший брат… утонул. Да, Иво не любил своего брата, более того, иногда он даже желал ему смерти, но в этот момент все перевернулось в его душе. Он проклял свои мысли, свои неосознанные желания, но было уже поздно…

Через полгода умерла и Элиза. Эта катастрофа оказалась для нее слишком сильным потрясением. А Джошуа Видхэм дождался поступления сына в университет и уехал путешествовать. Жизнь в Англии теперь ассоциировалась у него с беспросветной тоской и вечным ожиданием чуда, которое никогда не произойдет…

Мы стояли на вершине Белых Скал, поросшей маленькими желтыми цветами. Дул легкий ветерок и ласково теребил волосы на наших головах. Лицо Иво… Сейчас я вспоминаю его лицо и не могу передать словами, сколько тоски, сколько отчаяния было в нем. Как будто то, о чем он рассказал мне, случилось не много лет назад, а только вчера. Ему до сих пор было больно, и он продолжал винить себя в случившемся. Как будто его мысли могли повлиять на ход событий в тот ужасный день…

Мне так хотелось сказать ему что-то ободряющее, объяснить Иво, что он напрасно изводит себя мрачными мыслями, что все равно уже ничего не изменить… Но ему не нужны были объяснения. Все эти годы он свято верил в то, что причастен к смерти брата и матери. И едва ли что-то способно поколебать эту веру…

Мне кажется, я понимаю, как оказалась в поместье Видхэмов. Иво просто платит по счетам своему прошлому. Он думает, что, помогая мне, делает то, что когда-то не сделал для своего брата, утонувшего у Белых Скал… Как дать ему понять, что Бог простил Иво дурные помыслы и позволил мне спасти его в том же месте и при схожих обстоятельствах? Как заставить его поверить в то, что он не виноват?

Тридцать первое мая…