Пером по шапкам. Книга первая - Евгений Бузни

отражается в том клубке острых противоречий, которые нам предстоит разрешить. Это расстроенное денежное обращение и разбалансированные финансы. Это хронически больная инвестиционная деятельность и монополизация производства, медленная переориентация экономики на удовлетворение нужд народа и слабая база социальной сферы. Это недостаток продовольствия и других товаров, крайне неблагополучная экологическая обстановка в ряде регионов, замедление научно-технического прогресса, деформированная внешнеэкономическая политика. В развитии многих отраслей усилилась нестабильность. Снижаются темпы экономического роста, а в ряде случаев – и объёмы производства, что сокращает возможности решения социальных проблем».

А несколько дальше в своём выступлении Рыжков коснулся именно темы, напрямую связанной с внедрением демократии по-горбачёвски, о которой задали вопрос сегодняшним телезрителям ведущие программы «Дата». Председатель правительства говорил:

«И, наконец, на фоне бурно развивающихся процессов в обществе стали проявляться нежелательные явления, серьёзно осложняющие экономическое развитие. Это – падение производственной и трудовой дисциплины, снижение ответственности за выполнение обязательств перед потребителями и государством. Огромный труднопредсказуемый ущерб наносят столкновения на межнациональной основе, забастовки на предприятиях, «блокады» и длительные перерывы движения на железнодорожных магистралях. Только из-за забастовок за 11 месяцев текущего года потеряно 7,5 миллиона человеко-дней и народному хозяйству недодано продукции более чем на 2 миллиарда рублей».

А сколько недодано было государству по причине закрытия сотен и сотен фабрик и заводов? Да, перестройка Горбачёва работала и работали его демократические преобразования, только совсем не в ту сторону, в какую хотел народ. В ту ли, в какую хотел Горбачёв – это другой вопрос, на который он вряд ли сегодня ответит честно. Ведь и другие, так называемые, прорабы перестройки умело врали народу с трибуны того же второго съезда народных депутатов. Один из них Гавриил Попов убеждённо валил с больной головы на здоровую, когда говорил:

«Когда я слышу о завышении цен предприятиями, об исчезновении дешёвых товаров, об отсутствии стирального порошка, забитых торговых базах и пустых прилавках, для меня это тоже самое главное доказательство того, что мы живём в старой системе».

Но позволим себе вспомнить, что говорил Гавриил Попов на секретном сентябрьском заседании созданной после съезда межрегиональной группы:

"…у нас есть шансы для победы. Нужно ставить на учёт каждого депутата РСФСР. Он должен понять, что если он будет голосовать не так, как скажет межрегиональная группа, то жить ему в этой стране будет невозможно". Попов предложил вызвать в стране "всеобщее народное возмущение", для чего "довести систему торговли до такого состояния, чтобы ничего невозможно было приобрести. Таким образом можно добиться всеобщих забастовок в Москве. Затем ввести полностью карточную систему. Оставшиеся товары продавать по произвольным ценам". Нашёлся возражавший, который подумал о предстоящих выборах в республиканские и местные Советы, а потому спросил: "Во время избирательной кампании не обойдётся без драк, нарушения общественного порядка, будет проливаться кровь. Кто защитит от суда?" Ему спокойно ответило руководство: "У нас есть деньги, чтобы платить штрафы. Есть список тридцати адвокатов, которые будут защищать наших людей, попавших в беду".

Оказывается, всё было предусмотрено… В этом именно выражалась «демократия» прорабов перестройки.

Между тем сам Горбачёв, видимо, не понимая, с кем имеет дело, по-прежнему убеждённо говорил в заключительном слове на том же съезде:

«Нам нужно в кратчайший срок справиться с бестоварьем, приостановить падение покупательной способности рубля, обуздать спекуляцию. Каждый человек должен уже в ближайшее время почувствовать, что намечается сдвиг к лучшему».

Через восемнадцать лет после начала перестройки мы продолжаем ждать, когда же это простые люди, наконец, почувствуют, что «намечается сдвиг к лучшему».

Ещё через два года перестройки 19 августа 1991 года руководители государства, объединившиеся в Государственный Комитет по Чрезвычайной Ситуации в стране, обратились к народу, с воззванием, в котором говорилось:

«Соотечественники! Граждане Советского Союза!

В тяжкий, критический для судеб Отечества и наших народов час обращаемся мы к вам! Над нашей великой Родиной нависла смертельная опасность! Начатая по инициативе Михаила Сергеевича Горбачёва политика реформ, задуманная как средство обеспечения динамичного развития страны и демократизации общественной жизни, в силу ряда причин зашла в тупик.

… Потоки слов, горы заверений и обещаний только подчёркивают скудость и убогость практических дел. Инфляция власти, страшнее, чем всякая иная, разрушает наше государство, общество. Каждый гражданин чувствует растущую неуверенность в завтрашнем дне, глубокую тревогу за будущее своих детей.

Кризис власти катастрофически сказался на экономике. Хаотичное, стихийное скольжение к рынку вызвало взрыв эгоизма – регионального, ведомственного, группового и личного. Война законов и поощрение центробежных тенденций обернулись разрушением единого народнохозяйственного механизма, складывавшегося десятилетиями. Результатом стали резкое падение уровня жизни подавляющего большинства советских людей, расцвет спекуляции и теневой экономики».

Горбачёв тогда всё ещё был у власти, но совесть его была по-прежнему за решёткой. Ей не позволено было выйти на свободу, и потому она не подсказала хозяину правильного решения. А каким оно могло быть у человека, понявшего, в пучину каких бед он вверг страну потоками речей и непонятных действий. На смену Горбачёву пришёл Ельцин, который приёмами костолома доламывал страну.

Восемнадцать лет перестроечного периода превратили некогда великую мировую державу в третьестепенное государство, с которым мало кто теперь считается. Двадцать лет назад мы были гарантами мира, не позволяя никому безнаказанно совершать агрессии на другие государства. Сегодня мы не уверены, что защитим свои собственные границы. А уж наши возражения против нападения на другие страны порой напоминают жужжание надоедливой мухи, от которой можно просто отмахнуться.

По всей стране ходят бездомные дети. Переходы и перекрёстки пестрят попрошайками. В полуночный час бомжа вагоны метро, незапертые подъезды домов, развалины старых зданий оккупируют несчастные спившиеся или просто обездоленные опустившиеся до нельзя люди, до которых государству нет сегодня никакого дела, которым больше негде приткнуть головы.

Горбачёв пришёл на телевидение, улыбаясь смотрит в экран. Видит ли он, что сделал со страной? Понимает ли, что за двадцать послереволюционных лет отсталая Россия стала державой, за десять лет после разрушительной второй мировой войны поднялась из руин и первая добралась до космоса, но за тринадцать лет после перестройки Горбачёва никак не может подняться на ноги, не может сделать так, чтобы каждый житель России мог быть уверенным в том, что его завтра не убьют, не ограбят, позволят не умереть от голода и холода, что пенсионер будет спокойно в достатке доживать свою старость, а молодёжь сможет бесплатно получать и образование, и занятие спортом, и активную жизнь во дворцах культуры? Так, где же совесть у бывшего президента?

«Советская Россия», 15.03.2003