Пером по шапкам. Книга первая - Евгений Бузни

Соринка в глазах президента, или Ох, уж эти грязные выборы!

Записки бывшего кандидата в депутаты

14 марта, 9–30 утра

На Российском канале центрального телевидения в прямом репортаже, о котором говорят специальные строки в правом верхнем углу экрана, показывают один из избирательных участков небольшого подмосковного городка. Это любопытно. Какой-то мужчина опечатывает урны, наклеивая полоски бумаги с проставленными печатями. У меня сразу возник вопрос: почему урны опечатывают так поздно? Если это прямой эфир, то кто-то явно нарушает закон, ибо урны положено опечатывать в восемь утра. Если же съёмка сделана раньше, то причём тут прямой репортаж?

Проходит несколько мгновений и диктор рассказывает о том, как отдаёт свой голос на избирательном участке, что расположен на Ленинском проспекте столицы, исполняющий обязанности президента России, кандидат на новый срок Владимир Владимирович Путин. Снова объявляется прямой репортаж с места события. Всё по-будничному. Сообщается, что Путин задержался у кабинки для голосования дольше, чем обычные избиратели. Что имел в виду диктор? Что Путин не такой шустрый, как все избиратели, или выбор ему делать было труднее? Может, он не знал, голосовать ли ему за самого себя, или помочь своим голосом сопернику от КПРФ Харитонову? Однако оставим без ответа эту неразрешимую загадку.

Скромный президент в гордом одиночестве, не обращая внимания на следующую за ним тем же путём жену, пропускает бюллетени через новую электронную урну-счётчик и тут же предстаёт перед корреспондентами. Что говорит, не так важно, ибо слова дежурные, заранее продуманные и никого не волнующие. Но опять же любопытна деталь: бегущая строка в нижней части экрана со словами без пяти минут вновь избранного президента опережает речь интервьюируемого. Почему? Это прямой эфир или запись?

15 марта. Опять же по телевидению (канал в данном случае не имеет значения) вновь избранный, в котором никто не сомневался, что будет избран, президент Путин, отвечая на вопрос, как он относится к критике зарубежных наблюдателей декабрьской избирательной кампании в России, говорит саркастически (может себе позволить), ссылаясь на русскую мудрость, о том, что иные люди в чужих глазах соринку увидят, а в своих глазах бревна не замечают.

Ну, о брёвнах в глазах американской демократии и их избирательной системы нам хорошо было известно ещё в старые добрые советские времена. Их-то мы сегодня у себя и копируем по максимальной возможности. Но я хочу поговорить о нашей соринке, которую подразумевал, очевидно, президент.

Драма на избирательном участке

7 декабря 2003 г., парламентские выборы.

Москва находится в северном полушарии земли, поэтому ночи в декабре длинные. Время на часах приближалось к четырём утра, но темень была глубокой ночи. Неожиданно для меня всё вокруг оказалось усыпано снегом, и толстая подошва сапог буквально тонула в мягком пушистом ковре, оставляя чёткие следы ночного первопроходца Судостроительной улицы. А снежинки, подхватываемые лёгким ветром, продолжали сыпаться, ударяясь в щёки, стёкла очков, падая за воротник пуховой куртки. Пришлось нахлобучить пониже шапку и застегнуть ворот на подбородке. Но снег всё же попадал на лицо, охлаждая собой кровь, разгорячённую событиями прошедшего дня, от воспоминаний о которых никак невозможно было избавиться.

На избирательный участок, расположившийся в спортивном зале школы, я пришёл ещё шестого декабря, представившись членом участковой комиссии с совещательным голосом. Меня встретили милые женщины, работницы некогда знаменитого завода ЗИЛ, и потому я с особым удовольствием подарил им свои книги стихов и рассказов. Председатель, деловая, энергичная Вера Николаевна озабоченно посетовала, что не сможет меня на следующий день покормить вместе со своими членами комиссии, так как моей фамилии нет в их списке и талоны на моё питание, естественно, не дадут. Но это ли для меня главное?

Спортивный зал с баскетбольными сетками на каждой стене постепенно принимал вид, привычный для голосующей публики, но с некоторыми новыми нюансами. Кабинки с обычно тёмными ширмами для тайного голосования ушли в прошлое. Появились лёгкие пластиковые столики, разделённые перегородками для четверых голосующих. Такого же цвета и столь же лёгкими оказались новые урны для голосования. Если бы ещё столы и стулья для членов комиссии были из такого же материала, то можно было бы считать мебельный гарнитур избирателей вполне завершённым. Но до этого пока не дошло.

Утром до открытия участка для избирателей я уже был на месте. К удивлению Веры Николаевны попросил перевернуть урны, чтобы убедиться в их пустоте. Переворачивать было не так просто, ибо составные урны могли рассыпаться подобно карточным домикам. Однако процедуру осуществили – предварительного вброса бюллетеней не обнаружили. Голосование началось.

В течение дня почти всё было нормально. Наблюдатели подсчитывали число избирателей своими методами, члены комиссии своими. Контрольные данные не сходились. У кого было неправильно, сказать никто не мог. Избиратели приходили семьями, группами друзей, кто-то брал бюллетени, кто-то просто сопровождал, то проходя к выходу, то возвращаясь в ожидании друзей, знакомых и родственников. Семейные пары часто складывали вместе свои листки и бросали кипами, проталкивая их с трудом в узкие щели урн. Счётчикам можно было легко сбиться со счёта, потому они часто спрашивали выходящих: "Сколько человек вас проголосовало? Вы только за себя бросали бюллетени или и за жену (или мужа)?" Члены комиссии сами иной раз подходили к урнам, отдавая свои голоса, и тут приходилось запоминать, кто из них уже голосовал, а кто ещё нет, дабы не было повторного подхода. Задачка под силу лишь опытному шахматисту, учитывая то, что те же люди ходили по залу и просто так, чтобы отдохнуть от сидения.

Но вот голосование завершилось. Число пришедших голосовать едва перевалило за пятьдесят процентов от общего числа избирателей по участку. Почти половина населения перестала интересоваться выборами, скорее всего по причине потери веры в их справедливость. Да это уже их дело.

Последний избиратель покинул помещение. В центре зала составляются столы для бюллетеней. Члены комиссии завершают подсчёт общего количества проголосовавших избирателей. Однако число их долго не появляется в соответствующей строке крупноформатного бланка отчёта, вывешенного для всеобщего обозрения на стене, как нет и числа избирателей, внесенных в список. Это первая запись, которая должна быть уже неизменной. Согласно инструкции данные, полученные из журналов регистрации, вносятся в демонстрационный отчёт, после чего все журналы, подписанные и заверенные печатью, убираются в сейф. Об этом председатель либо не знала, либо не хотела помнить. Журналы ей пригодились в эту ночь ещё не раз для пересчёта и исправления данных.

Следующим пунктом был подсчёт невыданных бюллетеней и их погашение, то есть отрезание уголка каждого бланка. Председатель называет число, но не