Мое непреклонное сердце - Джо Гудмэн

Она вытянула руку, не давая ему приблизиться.

— Нет, больше ничего.

Он хотел было отвести ее руку в сторону, но потом передумал и крепко схватил за запястье. Она пыталась вырваться, но силы были явно неравные. Он подождал, словно отпуская ей время для того, чтобы она могла понять, что сопротивление бессмысленно.

— Дайте мне посмотреть, — сказал он. В ответ Мерседес упрямо сжала губы. — Ну, значит, я сделаю это сам.

Без дальнейших предупреждений Колин сделал одно неуловимое движение, и она оказалась в его объятиях. Еще одно движение — и он уже поднял ее как младенца под руки и под коленки.

Мерседес была одно оскорбленное достоинство. Стиснув зубы, она отказывалась признать очевидное. Он отпустит ее только тогда, когда сделает свое дело, и ни секундой раньше. И никакие ее мольбы здесь не помогут.

Колин положил ее на постель. Ее судорожная попытка встать была тут же подавлена. Его большие руки железной хваткой держали ее запястья, так что она и пальцем не могла пошевелить. Бедром он прижал ей ноги. Когда Колин наклонился над ней, светлая прядь волос упала ему на лоб.

Охваченная непонятным желанием убрать эти волосы со лба, Мерседес прекратила сопротивление.

— Так-то лучше, — сказал он.

«Чего уж тут хорошего?!» — подумала она с ужасом. Он, конечно же, заподозрил ее в попытке убить его, а не ласкать.

— А теперь я посмотрю, что с вами сделали. На мгновение она забыла, на что была направлена эта его атака.

— Это синяк, — ответила она. — Я видела его, когда мылась. Уверяю вас, я от него не умру.

Он дал ей высказаться, а потом, будто она ничего и не говорила, поднял чуть ли не до пояса ее нижние юбки и приспустил на левой ноге хлопковые панталоны. На гладкой кремоватой коже красовался синевато-багровый кровоподтек. Сам синяк был размером с соверен, в центре он был почти черным, а ближе к краям был расцвечен всеми оттенками фиолетового.

Колин тихонько присвистнул.

— Это лишь четвертая часть того, что будет завтра.

— Ну что, убедились? — с раздражением спросила она. — Я же говорила вам, что это просто синяк.

Но он не торопился оправлять ее юбки. Он на своем веку видел достаточно всяких ран и догадывался о происхождении этого кровоподтека.

— Кожа на бедре почти проколота. У него было оружие?

Мерседес издала нечто вроде тихого рычания, что красноречиво говорило о степени ее возмущения.

Колин посмотрел на нее с восхищением. Он с опозданием понял, чем было вызвано это рычание, и привел в порядок панталоны и юбки, все еще не отпуская ее рук.

— Теперь лучше?

Мерседес не удосужилась ответить на этот вопрос.

— У него не было оружия, — сказала она. — По крайней мере, он не применял его ко мне. Я наткнулась на что-то, когда убегала от него.

Она подумала, что это достаточно туманно и в то же время удовлетворит его. Не могла же она признаться, что всему виной угол письменного стола, на который она налетела благодаря дядюшке.

Колин посмотрел на нее долгим взглядом, размышляя.

— Вполне возможно, валялась сломанная ветка, — сказал он. — Вам еще повезло, что она не проткнула вам ногу.

— Да-да, я непременно буду поминать это в своих вечерних молитвах.

Ее язвительный тон, который мало сочетался с ее благовоспитанностью и благородством манер, развеселил его.

— Нельзя сказать, чтобы ваше остроумие чрезмерно пострадало от переживаний этой ночи.

— На меня напали не из-за моего остроумия, — ответила она.

Мерседес замолчала, увидев прямо над собой темные глаза Колина. Он всматривался в ее лицо, новым, заинтересованным взглядом окидывая волосы, лоб и брови. Слегка наклонив голову, он изучал форму ее носа, ушей и овал ее щеки. Теперь его глаза задержались не на ушибленном подбородке, а на губах. И Мерседес почувствовала, как они сами собой приоткрылись, когда она наконец перевела долго сдерживаемое дыхание.

Он встретился с ней глазами, и она заметила, что взгляд у него совсем не отсутствующий, как раньше, — в нем появилась какая-то теплота.

— Скажите правду — зачем вы вернулись сюда? — спросил он.

Его голос вдруг стал хриплым, и это удивило Мерседес больше, чем сам вопрос.

— Я уже говорила вам, — ответила она. Его голова наклонилась еще ниже.

— Я помню, что вы мне сказали.

Мерседес прикусила нижнюю губу. Он дал ей понять, что она не сказала ему правду, — так оно и было, но это совсем не то, о чем он, кажется, подумал.

— Значит, вы плохо меня слушали. Колин покачал головой:

— Черта с два!

Она не смогла увернуться от поцелуя. Мерседес не верила, что это случится, пока не почувствовала его губы на своих губах. Даже в самый последний момент она была уверена, что он просто берет ее на пушку. Только потом она поняла, что Колин Торн и не думал блефовать.

Это не был ее первый поцелуй. Бывало, что ее целовали насильно, несколько раз она сама этого хотела. Однажды она даже целовалась лежа. Но сейчас было совсем другое, и то, что у нее была возможность сравнить этот поцелуй с другими, дало ей повод перестать сожалеть о тех, прежних.

Губы Колина были горячие и сухие. Первое прикосновение было осторожным, будто он боялся ее испугать. И когда она не отстранилась, он прижался к ее рту сильнее и жестче. Кончик его языка раскрыл ей губы.

Мерседес почувствовала, как всю ее пронизало новое, острое ощущение. Ее пальцы в руках Колина, который все еще удерживал ее запястья, медленно разжались. Она закрыла глаза.

Он провел языком по ее нижней губе, нежно покусывая ее. Удерживаясь на весу, Колин чувствовал, как волнуется под ним ее расслабленное, вдруг ставшее послушным тело. Отпустив пальцы, он теперь удерживал ее лишь тяжестью своих ладоней.

Его поцелуй проникал в нее все глубже и настойчивее, и она не сопротивлялась. И теперь только время решало, превратится ли то, что он проделывает сейчас с ней, в то, что они будут делать вместе.

Мерседес вдруг ответила на его поцелуй. Она вытолкнула его язык своим и осторожно провела им поверх его зубов. Почувствовав, что она осмелела, он придвинулся к ней плотнее. Он коснулся ее одним бедром, но их тела еще разделял тончайший просвет. Она вся изогнулась, пронизанная наслаждением, и ее грудь коснулась его груди.

Задыхаясь, она прервала поцелуй и лихорадочно глотнула воздух. Но его рот, более настойчивый и требовательный, снова нашел ее губы. Колин вытянулся во весь рост рядом с ней. Согнутым коленом он пытался раздвинуть ей ноги. Она тоже подняла колено и, как бы ища опору, потерлась икрой о его бедро. И тут же она, упершись пятками в матрас, вся поднялась навстречу ему.

Колин стал покрывать поцелуями ее щеки, подбородок и шею. Он всасывал ее кожу, нежно покусывая. Оставив, наконец, в покое ее запястья, он медленно скользил ладонями вдоль ее рук к плечам. Кожа на сгибе ее рук была нежная, как у младенца.