Майор и волшебница - Александр Бушков

Подполковник в мундире вермахта, наверняка сын – особенного сходства, правда, не усматривается. Молодой, не старше тридцати, тоже пытается смотреть орлом, но получается хуже, чем у Бисмарка с папашей. Наград гораздо меньше, чем у бати, но и ленточка Железного креста второй степени на кителе, и крест первой степени на шее – тоже не из запечных.

– Молодцы, – ухмыльнулся я. – Бисмарку и папироски в рот не сунули, и глаза не выкололи…

– Обижаете, товарищ майор, – четко уловив интонацию текущего момента, с развальцой бывалого солдата сказал Жиган. – Мы ж не сиволапая пехота…

– Ага, сиволапая, – усмехнулся я без всякого раздражения. – А ты у нас из потомственных графьев будешь? Или все же крестьянский сын с-пид Полтавы?

– Насчет графьев – чтобы да, так нет (любил он вворачивать одесские словечки, хотя, как там же говорят, его с Одессой и рядом не стояло). – И даже не с-пид Полтавы, а из деревеньки поглуше. И все же не стоит нас с обычной пехотой равнять, бежать с винтовкой и кричать «Уря!» – дело нехитрое. А пусть они попробуют из немецкого тыла штабного полковника целехоньким приволочь…

Я хмыкнул:

– Полковник, конечно, в хозяйстве вещь всегда нужная, но вот если бы ты генерала приволок… Я бы тебя не просто зауважал – к ордену бы представил немедленно… Серьезно.

– А вдруг да приволоку? – сказал он не так уж шутливо. – Я везучий. А время сейчас для немцев самое несчастливое, у них, случается, и генералы всполошенными зайчиками бегают. Говорят, в соседней армии было такое, напоролась разведка на генерала, куда-то драпавшего на одной-единственной машине, без охраны… Ихние знаки различия мы отлично знаем, не допустим такой оплошки, как наша доблестная пехота, в том городке с часами, что остались в исправности и время исправно отбивали. Сцапали братья-славяне представительного такого немца. Шапка вроде ведерочка, султан на ней и орел здоровущий. Мундир не то чтобы роскошный, но повсюду пуговицы рядочками нашиты, разве что на заднице не было. Блескучие… Ну, они и решили по невежеству свежему, что генерала сграбастали, размечтались, как будут вскорости дырки для орденов вертеть. А это оказался мелкий чин с местной шахты, вроде нашего прораба, неведомо с какого перепугу парадный мундир напяливший. Вот и лопухнулась Рязань косопузая или кто они там… Не слышали, товарищ майор?

– Как не слышать, – сказал я. – Вся дивизия ржала, и даже, говорят, по армии прошло… Ладно, насчет генерала имей в виду. Я тут с вашей хозяйкой мимоходом познакомился. Вот где представительная дама; причем неподдельная, вдова фона и полковника. – Я кивнул на портрет того, пожилого, с моноклем. – Прямо-таки императрица по осанке…

– Да уж, – усмехнулся старший лейтенант Мазуров. – Старорежимная школа, империю помнит, в восемьсот девяносто девятом замуж выходила. – Мы потом разговорились немножечко. Ко мне она относится со всем расположением, потому что я «герр обер-лейтенант», а вот «нижних чинов» в упор не видит, они для нее пустое место. Когда мы заселялись, сначала перепугалась, думала, мы ее к стенке поставим. Но виду не показывала, явно собиралась помирать с достоинством. Ну, потом поняла, что мы не людоеды, успокоилась. Поговорили немного. Мы ей дали шоколаду, кофе, еще того-сего. Взяла, глаза разгорелись – надо полагать, несмотря на то что вдова полковника и сама фон, на карточках сидела, на эрзацах. И все равно, сама в благородные ручки не взяла, кликнула экономку. Та тоже нос дерет, хоть до хозяйки ей и далеко… – Он посерьезнел. – Намечается для нас работа, товарищ майор? Хотя… Если бы намечалась, вы бы сразу перешли к делу и болтовню Ярчука не слушали бы…

– Правильно рассуждаете, – кивнул я. – Приказ прежний: весь сегодняшний день на обустройство. Но скоро… Мне не сердце вещует, опыт подсказывает: вскорости будет работа. – Я кивнул на фотографию бравого подполковника: – Явно сынок… Интересно, где воюет – если еще воюет, а не в плену, в госпитале или вообще в Валгалле…

– Я так полагаю, в Валгалле, – кивнул Мазуров. – Сама сказала, даже с некоторым вызовом: убили в сорок первом под Москвой, когда наши пошли в наступление.

Он под Москвой не был, в армию взяли только осенью сорок второго, а я вот под Москвой был. Посмотрел я еще раз на бравого подполковника, одного из превеликого множества тех, кому суждено оставаться молодыми навсегда, и подумал без всяких эмоций: предупреждал же ваш Бисмарк – никогда и ни за что не лезть в Россию. Не послушались умного человека, дураки, вот и огребли дважды, сначала империю прогадили, теперь Третий рейх. И далеко не всем достался березовый крест с каской: насмотрелся я на вас, как вы вдоль дорог валялись, закоченевшие, а то и прямо на дороге. Ну и нечего было лезть, мы таких гостей не ждали и пирогов не напекли, чем могли, тем и встретили…

– Одним словом, служебных дел у меня к вам нет, – сказал я. – Просто хотел бы поговорить с сержантом Ярчуком… пожалуй что, по чисто личном вопросу.

– Конечно, товарищ майор, – сказал старший лейтенант.

Ни он, ни Байситов явно не усмотрели ничего необычного в таком желании отца-командира. Быть может, решили, что я намерен дать Кольке втык за не известные самому Мазурову художества, – чему Мазуров был бы только рад. А вот Жигановы «мушкетеры» переглянулись определенно с тревогой, я бы даже сказал, заполошно. Да и у Жигана лицо стало странноватое, я так и не мог определить, что за чувства мешаются на его физиономии. Что интересно, там вроде бы и облегчение присутствовало.

– Пойдем, Коля, на крылечке побеседуем, – сказал я.

И направился к двери, не оборачиваясь, но слышал, что он послушно идет следом. Спустился по лестнице впереди него, хотя он безусловно не был дамой. В вестибюле мы не встретили ни хозяйки, ни экономки. Вышли на крылечко, под липы, на которых уже появились почки – рано в Германии наступает весна, не то что у нас в Сибири.

Жиган достал свой фасонный портсигар, массивный, серебряный, который, к бабке не ходи, попятил у того полковника с пригоршней «фон», «унд» и «цу». Машинально постучал сигаретой о его крышку, как все мы привыкли поступать с папиросами.

Я тоже закурил и спросил без всякого напора:

– Не догадываешься, Коля, о чем пойдет задушевный разговор?

Мало что в нем сейчас оставалось от прежнего ухаря, это невооруженным глазом видно.

– Кто его знает, товарищ майор, – сказал он наконец. – Лучше б вы сами сказали. Грехов за мной вроде не числится, так что не знаю…

Вот только выражение его лица полностью противоречило словам, чтобы это определить, не нужно обладать сверхчеловеческой проницательностью. Мялся, нервничал, явно догадывался.

Вот тут я прибавил напора в голос:

– Ну что ж, начну первым, я не гордый, да и ради такого случая любую гордость в карман подальше запрячешь… Официальных оснований тебя прижать у меня нет, но ты ж не первый год служишь, сам прекрасно знаешь: у любого командира есть масса возможностей совершенно неофициальным образом подчиненному жизнь осложнить. Особенно в данном конкретном случае, когда я майор, а ты – сержант. Трудненько будет подчиненному с командиром служиться. Ты меня уже немного знаешь. Если мне понадобится что-то узнать – как сяду, так уж не слезу. Согласен?