Лестница, ведущая вниз - Ольга Баскова

Звонок мобильного оторвал кавказца от его любимого блюда — бифштекса с кровью.

— Мамедов у аппарата.

— Ибрагим, бросай все — и немедленно ко мне, — голос Кунцевича не допускал возражений.

— Буду.

Кавказец с сожалением поглядел на ломившийся стол, сплюнул и отправился в гараж.

Вадим Валентинович Шпилейко, самый молодой из троицы юристов, ублажал очередную киску, приведенную ночью из бара. Если слабостью Мамедова была жестокость, то Шпилейко славился любовью к женскому полу и дорогим машинам. Однако при желании оба на время могли умерить свои потребности и даже забыть о них.

Козырным тузом Вадима являлась крайняя осторожность. С жестокостью и смелостью Ибрагима она образовывала отличное сочетание, мудрость Кунцевича возвышалась над умами и другими качествами коллег, образуя мощную пирамиду. Втроем они вершили такие дела, которым позавидовало бы как любое правительство, так и любая преступная группировка.

Звонок Кунцевича оторвал Вадима от занятия сексом. Получив сигнал, он деликатно выпроводил даму и на всех парах помчался к Льву Абрамовичу.

Кунцевич галантно провел коллег в свой роскошно обставленный кабинет.

— Я пригласил вас, господа, — начал он, — чтобы сообщить, что Полоцкий опять влип.

Мамедов заржал: его никогда не покидало чувство юмора. И притом, придя к боссу, он понял, как соскучился по настоящей работе. И к черту обед, пусть он хоть сгниет на дубовом столе (жена и дети Ибрагима по заведенному им порядку всегда ели отдельно и никогда не притрагивались к еде главы семьи).

Кавказец взглянул на Шпиленко и понял: тот одержим такими же мыслями и чувствами. Кунцевич сразу заметил настроение своих сотрудников и мысленно порадовался: так дело пойдет быстрее, вероятно, они все обмозгуют уже сегодня.

Усадив мужчин на диван, он подвинул к ним маленький столик на колесиках, уставленный чашками тонкого японского фарфора и пакетиками с чаем и кофе: во время обсуждения спиртное пить запрещалось.

— Итак, начнем, — Лев Абрамович неторопливо начал излагать суть проблемы, которую сегодня предстояло решить. Мамедов и Шпиленко слушали с бесстрастными лицами, не пропуская ни одного слова и проигрывая в уме всевозможные варианты. Они сразу поняли: дело не из легких, однако сдаваться не собирались, тем более кое-какие шаги для решения уже были намечены.

— С врачом ты хорошо придумал, — отозвался Мамедов, когда Лев закончил, — вопросительно посмотрев на коллег и приглашая их к обсуждению. — Хороший гипнотизер заставит ее расколоться, в какого цвета штанишки она писала в детстве.

— Если это светило психиатрии такой неприступный и ненадежный, на кой черт нам с ним связываться? — Шпиленко шумно отхлебнул из чашки. — Нельзя ли пригласить другого, более сговорчивого и менее знаменитого? Такого и прикончить потом не жалко.

Лев Абрамович отрицательно покачал головой:

— Одно время я очень интересовался гипнозом, — начал он, — и отвечу тебе так: врачей, способных загипнотизировать любого, можно пересчитать по пальцам. Если бы мы знали, насколько податлива девка в этом отношении, мы бы сделали так, как предложил ты. Но в этом случае нам нужен самый лучший, чтобы все прошло без сучка без задоринки. В способностях Колемана я уверен.

Мамедов кивнул в знак согласия.

— Лев говорит дело, — повернулся он к Вадиму. — А насчет твоих слов… Наука не в первый раз понесет тяжелую утрату.

— Итак, первый пункт совещания обсужден, — Кунцевич улыбнулся. — Гипнотизером для нашей подопечной единогласно выбран Колеман. На повестке вопрос второй: как заставить известного и неприступного сделать кое-что для нас?

— Он, наверное, хороший отец и муж. — Черные глаза Ибрагима сверкнули из-под нависших бровей.

— Это крайний вариант, — замахал руками Кунцевич. — Придумывать потом что-нибудь для всей семьи гораздо сложнее и опаснее. Попытаюсь встретиться с ним и поговорить. Может быть, мои аргументы окажутся для него убедительными?

— Хорошо бы, — Шпиленко не был столь кровожаден, как Мамедов.

— Вопрос третий: как заставить девочку подвергнуться данной процедуре? — Лев вопросительно посмотрел на коллег.

— А это я предлагаю оставить на усмотрение талантливого психиатра, — бросил Мамедов.

Михаил Аронович Колеман был, что называется, порядочным во всех смыслах. Мальчик из небогатой и невлиятельной еврейской семьи (его отец был парикмахером в Гомеле и ничем не мог помочь сыну в самостоятельной жизни) сам пробивал дорогу. Врач от бога, он три года наблюдал на вступительных экзаменах вопиющую несправедливость, прекрасно поняв данный механизм и все же ратуя за честность и справедливость. Три года, отработанные санитаром в больнице, не казались молодому человеку потерянными. Во-первых, он укрепился в мысли, что медицина — это действительно его призвание, во-вторых, получил некоторые навыки и познания, пригодившиеся ему впоследствии, в-третьих, так самозабвенно и грамотно ухаживал за прооперированным профессором, преподавателем мединститута, ни слова не сказав о своей мечте и бесплодных попытках ее воплотить, что профессор сам заметил способности молодого санитара и предложил помочь с поступлением. Михаил, естественно, отказался. Однако профессор видел блестящее будущее этого юноши и, узнав его фамилию, тайно оказал необходимое содействие. Встретив Колемана, уже студента-первокурсника, в здании вуза, преподаватель разыграл удивление и радость и взялся опекать его. Курсовые, дипломная и кандидатская писались Михаилом под руководством наставника, жаждущего оставить его на преподавательской деятельности. Колеман, к великому изумлению однокурсников, категорически отказался.

— Понимаете, — объяснял он наставнику, — в душе я все тот же санитар, призванный помогать людям. Мне нужна практика, без нее теория, как говорил Гете, слишком «суха».

Профессора тронула такая фраза:

— Иди, мой мальчик, дерзай. — Он крепко обнял Михаила. — Ты не знаешь, как ты прав. Я помогу тебе устроиться в лучшую клинику.

— Спасибо, — в голосе молодого врача зазвучали решительные нотки. — Но я пойду в ту больницу, которой требуется моя помощь, а лучшая она или худшая — для меня не имеет значения.

Преподаватель развел руками:

— Дай бог тебе удачи! — сказал он на прощание, и удача действительно стала сопутствовать молодому врачу. Его направили в хорошую клинику, где он постепенно обзавелся многочисленной клиентурой. Врачу-психиатру обзавестись клиентурой гораздо труднее, чем любому другому. Человек может согласиться, что у него больные легкие, почки, желудок и так далее, и это считается нормальным. А кому хватит смелости признать себя психически больным, хотя бы и в легкой форме? Поэтому многие при дельном совете обратиться к психиатру либо смеются, либо раздражаются. И плевать им, что за границей визиты к врачам такого профиля довольно часты и не считаются из ряда вон выходящими. Современная жизнь полна стрессов, и в обращении к психиатру нет ничего зазорного, ведь он лечит не только шизофреников, но и людей, психика которых временами дает сбой. В наше время это каждый второй.