Крещение Руси. От язычества к христианству - Владимир Петрухин

Но вот в пятницу, в день похорон, когда солнце стало клониться к закату, девушку подводят к подобию ворот и русы трижды поднимают ее к этим воротам, чтобы она заглянула сквозь них, и та говорит что-то на своем языке. Любопытный араб спросил у переводчика, что она сказала, и узнал, что девушке открылись видения иного мира. Первый раз она увидела своих отца и мать, второй — всех умерших родственников, наконец — своего господина. Он сидел в прекрасном саду, и с ним были его мужи и отроки — старшая и младшая дружина, он звал к себе девушку, и та велела вести ее к нему. Она взяла курицу и также отрезала ей голову, швырнув за «ворота».

Мы знаем из скандинавских мифов, что за ворота вели в загробный мир: они назывались Вальгринд, и за ними была Вальхалла. Там и сидел со своей дружиной умерший рус, а вечнозеленое мировое древо Иггдрасиль, с которого текли медвяные потоки, могло и у араба вызвать ассоциации с райским садом. Вообще мусульманский рай был в чем-то близок чертогу Одина: это тоже был воинский рай — в нем наслаждались в первую очередь праведники, павшие за веру Аллаха, и их услаждали вечно юные гурии, подобные валькириям Отца павших.

Но вот настало время отправляться к хозяину, и сопровождавшие девушку дочери «ангела смерти» повели ее на корабль. Та отдала два браслета страшной старухе, а два ножных кольца — своим спутницам. Русы подставили свои ладони, чтобы девушка взошла на погребальную ладью. Туда же пришли русские мужи со щитами и палками и подали девушке кубок с набизом. Та запела над кубком и выпила его, а переводчик сказал Ибн Фадлану, что она прощается со своими подругами. Ей поднесли другой кубок, и она долго пела песню, чтобы оттянуть время, старуха же торопила ее войти в шалаш к своему господину.

Наконец старуха втолкнула девушку в палатку, и за ней последовали шесть родичей покойного. Там, прямо перед трупом, повествует изумленный араб, они осуществили свои права любви, а затем уложили девушку рядом с господином, держа ее за руки и за ноги. Тогда настал черед ангела смерти, и она затянула веревку на шее несчастной, велев двум мужам взять ее концы, сама же стала ей вонзать кинжал меж ребер. Тем временем другие мужи били палками о щиты, чтобы не слышно было предсмертных стонов и другие девушки не боялись стремиться за своими господами.

Приближался конец церемонии, и ближайший родственник умершего, раздевшись донага и пятясь задом к кораблю, зажег факелом все погребальное сооружение: обряд был связан со стремлением обмануть мертвеца — он не должен был видеть лица того, кто поджег костер, и не должен был найти дороги к живым — ведь следы вели только от костра. Затем появились люди с вязанками дров, которые принялись разжигать костер, и все запылало — корабль, и умерший рус, и принесенная в жертву девушка. Тут налетел ветер, раздувший пламя, и соседний рус сказал переводчику пытливого араба:

И в подтверждение этого радостного события он рассмеялся «чрезмерным» смехом. Действительно, не прошло и часа, как все обратилось в золу и мельчайший пепел. И на месте этого кострища русы насыпали курган, а на вершине его установили деревянный столб, на котором написали имя умершего и имя царя русов[13].

Нас не удивляет «чрезмерный» смех, которым сопровождал участник похорон завершение ритуала. Этот смех в эпоху викингов означал не только достижение умершим рая, но и презрение к смерти. Легендарный датский викинг Рагнар Лодброк, согласно «Речам Краки» — погребальной песни «Ворона», перед смертью на поле боя уже видит носящихся над битвой духов дис — валькирий, посланных Одином: весело уходит он пить мед с богами-асами на почетном сиденье и смехом встречает смерть!

Непривычней для нас то, что пьяное веселье на похоронах перерастает в настоящую оргию, когда девушка вступает в любовную связь со всеми родичами умершего, которые, оказывается, таким образом намерены почтить покойного. Но таков весь образ жизни дружин русов: тот же Ибн Фадлан с не меньшим изумлением рассказывает, что даже во время торговли рабынями русы не воздерживаются от любовных утех — прямо на глазах купцов. «Девушки», сопровождавшие дружины руси не только в торговых, но и военных предприятиях, были настоящими «валькириями» — ведь они следовали за избранными ими хозяевами и на тот свет, в Вальхаллу, или к богине плодородия Фрейе, делившей с Одином воинов и девушек, умерших до замужества. Должно быть, сам мифологический образ валькирий, воительниц Одина, призванных выбирать на поле боя павших героев для его загробной дружины, восходит к этим девам, скрашивавшим своей любовью воинский быт дружин германцев.

Действительно, воплощением княжеского воинского культа в середине X в. и в эпоху Святослава стали т. н. большие курганы, известные в Гнёздове под Смоленском, в Чернигове и других центрах, подвластных русским князьям (в Киеве княжеские курганы были снивелированы в процессе роста города и при перезахоронении княжеских останков). Скандинавский по происхождению обряд сожжения в ладье с многочисленными (в том числе человеческими) жертвами, ритуальной пиршественной посудой, оружием воссоздавал обстановку «воинского рая» наподобие Вальхаллы.

Самый большой древнерусский княжеский курган в Чернигове находился за валами окольного города, именовался Черная могила. Раскопан Д. Я. Самоквасовым (1872–1873). Высота около 11 м, диаметр основания около 40 м, окружность 125 м, ширина рва, окружавшего насыпь, 7 м. На первоначальной песчаной подсыпке (высота 1–1,5 м, диаметр 10–15 м) при разборке инвентаря, снятого с обширного кострища, были обнаружены ладейные заклепки, что позволяет предполагать сожжение в ладье, помещенной на гигантский погребальный костер. Судя по расположению вещей, на кострище было три покойника: взрослый воин, женщина (по правую руку от него) и юноша-воин (между ними), положенные головой на запад. На кострище по левую руку от старшего воина обнаружена груда оружия, в том числе два меча второй половины X в.

В процессе реставраций сплавившейся массы железных вещей выявлены обломки еще не менее трех мечей. Здесь же найдены сабля, копье (всего на кострище обнаружено десять наконечников копий), обрывки кольчуги (всего найдено три кольчуги с декоративными каймами из медных колец в плетении), остатки деревянного щита с бронзовой обшивкой, прикрепленной железными заклепками. У ног воина были положены два взнузданных коня: найдены кости коней, кольца от удил, две пары стремян округлой формы. Обнаружены два сфероконических шлема. К предметам вооружения относятся боевой топор, стрелы, вероятно, лежавшие в колчане (двенадцать наконечников), от которого сохранились железные накладки, скандинавские однолезвийные боевые ножи-скрамасаксы (их также два, поэтому можно предполагать, что в погребальной ладье были сожжены два воина или князь со своим дружинником-отроком).

В восточной части кострища в ногах покойников находились железный сосуд с пережженными костями, шкурой и головой барана (или козла), бронзовая жаровня с углем, бронзовый сосуд с бараньими астрагалами для игры в бабки (свыше ста бабок и бронзовая «битка» к ним — принадлежность «отрока»?); западную часть кострища занимали железные оковки-обручи и дужки от деревянных ведер (около двенадцати ведер). К орудиям труда относятся скобель (в груде оружия), долота; у ног женщины лежало десять серпов, здесь же были кости быка или коровы, зерна злаков. Находки замка и ключей у предполагаемого входа в домовину, возможно, связаны с языческим ритуалом «замыкания» покойника на месте погребения, Из женских вещей сохранились височные кольца, обломки костяных гребней, глиняное пряслице, бронзовая и костяная проколки, два глиняных горшка. На кострище найдены также пять ножей, в том числе с костяными рукоятками; оселки; поясные кольца и бронзовые наконечники пояса; игральные кости; полусферические костяные фигурки для игры; бронзовая весовая гирька. Золотая византийская монета из кострища (945–959) позволяет отнести сооружение кургана к 960-м годам.