Джефферсон - Жан-Клод Мурлева

– А кстати, – воскликнула вдруг старушка, вставая и шаря в кармане передника. – Сегодня ночью мне пришло в голову, что господин Шарль мог спрятать ключ от секретера в своей комнате. И я стала думать. Куда бы я его спрятала, если б возникла такая необходимость? И мне пришла в голову одна мысль. Тогда я встала и поднялась в его комнату. Просунула руку между секретером и стеной – и знаете что? Там он и был, этот ключ! Висел на гвоздике. Как мы сразу не догадались! Вам он все еще нужен?

Вместе они поднялись на второй этаж. Сквозь занавески просвечивало солнце и заливало комнату золотистым светом. За окном по каналу проплывала баржа. Более мирной картины нельзя было и представить.

Джефферсон повернул в замке маленький латунный ключик. Ящик был пуст. Джефферсон тем не менее выдвинул его до конца, вынул из пазов, перевернул. Потом обшарил образовавшуюся полость – боковые стенки, верх – и наконец нащупал маленькую выпуклость. Это оказался листок бумаги всего в несколько квадратных сантиметров, сложенный и приклеенный скотчем к деревянной поверхности. Джефферсон отклеил его, развернул. На листке было написано от руки десять цифр, первая – 0, вторая – 7. Похоже, номер мобильного телефона. И больше ничего. Но, возможно, это было уже немало. Во всяком случае, этот телефон был достаточно важен, чтобы господин Эдгар прятал его с такими предосторожностями. Это означало также, что больше нигде этот номер у него не записан – несомненно, потому, что иметь его при себе было опасно.

Когда Джефферсон убирал находку в бумажник, у него возникло ощущение, что рядом появился господин Эдгар – этакий зыбкий ненавязчивый призрак. В пальто, не в парикмахерском халате. Просто стоял и печально смотрел на ежика. Его взгляд, казалось, говорил: «И вы думаете, нашли бумажку – и этого достаточно?» Но еще он говорил: «Будьте очень осторожны. Вы знаете, это ведь опасно…»

Джефферсон положил бумажник в карман. «Будьте спокойны, господин Эдгар, мы с Жильбером вас не подведем». Он почувствовал, что на него возложена некая миссия, и испытывал и гордость, и страх.

День был погожим, и Джефферсон улыбнулся, представив себе колоритный велопробег Баллардо по парку. Еще не поздно было к ним присоединиться, но он предпочел пошататься немного по городским улочкам. И – потому ли, что был один, – острее, чем когда-либо, подмечал, что многие люди смотрят на него с улыбкой, а то и с откровенной насмешкой. Дети – те таращились на него во все глаза. Он был одного с ними роста, а его ежиная мордочка, должно быть, им нравилась. Один даже громко спросил у матери:

– А этот мальчик, он, что ли, в маске?

Та смутилась и поскорее его увела. Еще Джефферсону становилось не по себе, когда навстречу попадался человек, ведущий собаку на поводке, и он всякий раз отводил глаза.

По программе Баллардо вторая половина дня была посвящена экскурсии на кондитерскую фабрику, расположенную километрах в двадцати от города. Ролан повез их в автобусе, в который госпожу Шмитт еле взгромоздили – в парке она свалилась с велосипеда, наехав на поливальный шланг. Ее правое колено было обмотано толстенной повязкой и ужасно болело, но она ни за что не соглашалась остаться одна в отеле. Погрузку осуществляли вчетвером под руководством Вальтера, проявлявшего по этому случаю такую трепетную заботливость, какой никто в нем не подозревал. «Ты как, лапонька?» – поминутно осведомлялся он и подстраховывал каждое движение носильщиков умоляющим: «Только потихонечку, ребята, потихонечку…»

На фабрике экскурсантам предлагалось самим приготовить фирменные миндальные пирожные. Все облачились в кухонные фартуки и приступили к делу, следуя указаниям прикомандированного к ним кондитера. Ничто так не скрепляет товарищеские отношения, как совместная деятельность, и все дружно и с удовольствием готовили формочки, месили тесто и орудовали кулинарными шприцами. Лисички признались, что дома никогда не стряпали, а это, оказывается, так весело. Кот, что любопытно, каждое действие совершал после товарищей и выглядел еще более самоуглубленным, чем всегда. Госпожа Шмитт наблюдала за процессом, сидя на стуле, и надеялась, несомненно, поучаствовать хотя бы в финальной дегустации.

Джефферсон, который обожал кулинарить, даже о расследовании временами забывал – но всего на несколько минут. Он все время возвращался мыслями к номеру телефона, лежащему в бумажнике. Кто скрывается за ним? Кто ответит на звонок? И как с ним говорить?

Когда все уже ставили свои пирожные в духовку, курица Кларисса, та самая, что успела задать четырнадцать тысяч вопросов о производстве домашних туфель, втиснулась между ним и Жильбером. Вид у нее был заполошный.

– Сегодня у господина и госпожи Перлье юбилей, – зашептала она, – серебряная свадьба. Надо бы купить им небольшой подарок от нас всех, я готова взять это на себя. Хотите поучаствовать?

– А они кто? – бестактно спросил Жильбер.

– Ну как же, белочки.

Кларисса успела подружиться с этой парой и полагала, что будет очень мило подарить им что-нибудь по столь торжественному случаю.

– Конечно-конечно! – согласились оба друга и вручили курице свой взнос.

На прощание всем экскурсантам выдали их изделия в красивых коробочках, но не проехали они и пяти километров, как лисички свои пирожные уже умяли, чем и похвастались во всеуслышание. Обе они были худые как спички и могли есть что угодно, не поправляясь ни на грамм, – на зависть госпоже Шмитт и еще кое-каким пышным дамам.

Они ехали вдоль реки, и Роксана рассказывала в микрофон о паводках, шлюзах и лесопилках; потом за окнами потянулась куда менее привлекательная промзона. Кот, который так и удерживал за собой занятое с самого начала место в заднем углу, фотографировал все подряд, как обычно. Роксана села. Какое-то время ехали в молчании – Ролан в кои-то веки смиловался, забыл включить радио.

– А это чего такое? – спросил вдруг Вальтер Шмитт, указывая на какое-то длинное серое строение по левую сторону, у самой воды. Перед ним были припаркованы два зарешеченных грузовика.

– О, ничего интересного… – отвечала Роксана, и все заметили, как она смутилась.

– А все-таки? – настаивал Вальтер Шмитт, который был не из тех, кто удовлетворяется уклончивым ответом.

– Это… это городские бойни.

Все взгляды обратились на серое строение и не отрывались от него, пока оно не скрылось из виду. Никто не проронил ни слова. Ролан включил радио.

Подарок белкам-юбилярам Кларисса преподнесла после ужина. Выбрала она керамическую вазу, дизайна, надо сказать, чудовищного, однако «серебряные» влюбленные были до того тронуты, что и все, заразившись от них, расчувствовались. Прокричали «С юбилеем!». Белки прослезились, пожелали всем обрести такую же, как у них, любовь, поцеловались, а потом обошли зал и расцеловали всех Баллардо, включая тех, кто не участвовал в складчине. Джефферсон, натура впечатлительная, и сам чуть не всплакнул.

– В сущности, – сказал он Жильберу, – организованные экскурсии – не такой уж отстой.