Джефферсон - Жан-Клод Мурлева

Чак! Это был Чак!

Джефферсон читал все, что написал его кумир, не говоря уж о захватывающем романе «Один на реке», но ни про какие его фильмы даже не слыхал. Видеть Чака – как он двигается, ходит, слышать, как он говорит, дышит, смотреть, как он разбивает лагерь, умывается, забирается под полог, помахав на прощание рукой, – короче, видеть его в действии, такого поразительно живого, было настоящим чудом. Как здорово Жильбер придумал! Ничто не могло бы доставить Джефферсону большего удовольствия. Забыв свою робость, он встал и поднялся на сцену к Клариссе.

– Да, так вот, – сказал он, – я хочу вам объяснить, чтобы было понятно… в общем, я люблю читать, и моя любимая книга – «Один на реке», это про Ориноко, такую большую реку бассейна Амазонки, ее мы сейчас и видели. И я восхищаюсь этим путешественником, да, его зовут Чак, и… и я не знал, что есть такой фильм, и это… это удивительно.

Он обернулся к Клариссе:

– Но где вы его взяли? Это ведь частная съемка, правда?

– Правда, – ответила Кларисса. – А взяли мы этот фильм у того, кто нам его дал.

– У того?.. – переспросил Джефферсон и почувствовал, как от пальцев к плечам побежали мурашки.

– Да, и тот, кто дал нам этот фильм, такой отважный и закаленный, кое в чем похож на вас, дорогой Джефферсон: он скромен и застенчив. Вот почему он с самого начала вечеринки прячется в уголке. Но теперь, может быть, мы попросим его выйти сюда? Как вы считаете?

К сцене неспешным шагом подошел человек – молодой, высокий, атлетического сложения. На нем были обычные джинсы и черная футболка. Белокурые волосы ниспадали до плеч. Он вспрыгнул на сцену – лесенка ему не понадобилась – и в секунду оказался рядом с Джефферсоном. Ему пришлось очень низко наклониться, чтоб обнять Клариссу, а потом он подал руку Джефферсону, который протянул ему свою, сильно запрокинув голову, чтобы видеть его лицо. Разница в росте и телосложении была впечатляющей.

Чак, ибо это он и был, взял у Клариссы микрофон.

– Да, действительно, это видео я снимал на Ориноко, но никогда не показывал. Оно из моего личного архива. Ладно, давайте я расскажу, как получилось, что я сегодня здесь, с вами. Надо рассказать это тебе, милый мой Джефферсон, а то вид у тебя… как бы это сказать… немного удивленный.

Эти слова вызвали дружный смех, потому что выглядел Джефферсон нельзя сказать чтоб удивленным. Скорее ошеломленным, ослепленным, обалдевшим, громом пораженным, потерявшим дар речи, потрясенным и не верящим своим глазам. Чак был для него фигурой мифической, и видеть его во плоти, вот тут, рядом с собой, – такого просто быть не могло! Чистой воды чудо!

– Когда Жильбер позвонил мне, – снова заговорил Чак, – я сперва чуть не бросил трубку, но – не знаю, как уж он этого добился, – все-таки стал слушать. Он у вас малый не промах, этот Жильбер! Нашел нужные слова. Прежде всего он передал мне те, что якобы сказал ему Джефферсон про книгу «Один на реке»: «Я в жизни не читал ничего лучше». Ты правда так говорил, Джефферсон?

Джефферсон кивнул.

– Это меня подкупило, – продолжал Чак. – Так что я согласился выслушать всю твою историю с самого начала. И она показалась мне… как бы это сказать… увлекательной. Я думал – надо же, какой храбрый ежик! Да и посмеялся тоже от души. В общем, я сказал себе: «Надо сделать ему что-нибудь приятное» – и хотел послать тебе свой роман с дарственной надписью. А потом Жильбер объяснил мне, из-за чего был убит господин Эдгар, и тут-то все во мне перевернулось. Он рассказал и про ночь на бойне. У нас вообще-то об этом говорят. В интернете иногда выкладывают видео. Но, боюсь, все закрывают глаза и затыкают уши. Во всяком случае, с того дня эти мысли не дают мне покоя, и я подумываю, не бросить ли мне есть мясо.

Ему пришлось переждать аплодисменты.

– Что касается господина Эдгара, боюсь, никто не сможет его заменить, но я мог бы, пользуясь какой-никакой известностью, поддержать и продолжить его дело у нас, в стране людей. Я подумаю, как это сделать, обещаю. Ладно, не буду больше портить вам праздник, да и не вас надо всем этим грузить, вы-то, если разобраться, ни при чем.

– Вы вовсе не портите нам праздник, – возразила Кларисса, – наоборот, благодаря вам он стал для нас незабываемым.

– Для меня тоже, – сказал Чак. – Представляете, я восемь раз побывал в бассейне Амазонки и ни разу – здесь, у вас, куда езды от Вильбурга всего-то семь часов.

– Четырнадцать, если за рулем Жильбер! – не удержался от реплики Вальтер Шмитт.

– Ну вот, – завершил свою речь Чак, – для меня счастье – быть сегодня здесь, с вами, и в лице Джефферсона я целую и обнимаю всех вас.

Тут он наклонился, подхватил Джефферсона, поднял его и расцеловал в обе щеки. И держал в своих объятиях достаточно долго, чтобы все животные успели и сфотографировать их, и поаплодировать.

Сердце Джефферсона так и трепетало, толкаясь в широкую грудь Чака. Ему такое и во сне не снилось. И подумать только, все это оттого, что однажды утром ему взбрело в голову пойти подровнять хохолок!

Около полуночи, опьяненный всем пережитым, он вышел из банкетного зала и увидел Кароль, которая тоже собиралась уходить. Она подошла к нему:

– Вы уже уходите, Джефферсон? Понимаете, я вот подумала, то есть мне тут в голову пришло, ну, я хочу сказать… может, зайдем куда-нибудь, выпьем по стаканчику на посошок…

Жан-Клод Мурлева – родился в многодетной семье мельника на юге Франции, в Амбере. После обучения в разных городах Европы Жан-Клод Мурлева девять лет преподавал немецкий язык, а затем обучился мастерству клоуна. Его пантомима «Говорите мне о любви» была сыграна более тысячи раз во Франции и за её пределами. С 1997 года он пишет книги для детей и подростков.