Ночь. Рассказы - Дмитрий Александрович Давыдов

Аня сама все расскажет. Выслушав, девочки-официантки сочувственно утешали Аню.

– Ничего, – говорила она, – в следующий раз повезет.

– Деточка, – говорила хозяйка, – тебе надо чаще этим заниматься, если ты хочешь чего-то добиться.

Клара Витальевна как всегда права: с таким продвижением не проявишь себя. Чем больше появляешься на пробах, тем скорее заметят способности.

Аня снова решилась поменять жизнь. Она поднялась к себе и принялась собираться. Не верилось, что любимая Аня покидает заведение. Она настолько породнилась с персоналом, что сама хозяйка принимала ее за свою дочь. Волнующие напутствия слушала Аня, перед тем как попрощаться с любимыми, с семьей.

– Тебе всегда здесь рады! – сказала хозяйка, – не забывай нас.

Крепкие объятия сопровождались мокрыми щеками от слез, словами одобрения, лучезарным смехом и твердой верой, что теперь у Ани все получится.

Аня переступила порог заведения и выскочила на светлую улицу. Хотелось жить как никогда! Она ясно сознавала, что не заставит себя отступиться и вернуться обратно, работать в бар, хоть и сожалела об уходе. Но жизнь не стоит на месте, она всегда движется вперед. Либо поспеваешь и летишь вместе с ней. Либо остаешься в стороне, чахнешь и довольствуешься меньшим из малого.

Предстояло совершить еще один рывок. Сложнее и душевно тяжелее, чем уход из заведения. Вернуться в прошлое и заглянуть в глаза страху. Аня отправилась в родной поселок навстречу с призраками детства.

17

Еще издали показался интернат для сирот, как Аня покоробилась и вовсе перехотела идти туда. Но отказываться от планов было против убеждений. Она зареклась никогда не сворачивать с намеченного пути. Аня зашла внутрь и замерла в недоумении. «Может, я перепутала?», – думала она, осматривая светлые, чистые стены коридора, новенькие двери в группы, ухоженный и расписной зал. В изумлении она услышала нечто, что никогда здесь не слышала. Детский смех.

Раззадоренный Аркаша вышел из группы с железными банками в руках. Он увидел Аню, остолбенел и выронил все из рук. Эхом раздался металлический грохот – яркая краска брызнула из банок. Цвета стекали, перемешивались и разрисовывали пол в чудные узоры. Аня не удержалась и захохотала. Вот неуклюжий! Аркаша пуще оробел.

– Я к тебе, – сказала Аня, – ты ведь не передумал?

О нет, разве он мог? День ото дня Аркаша порывался приехать и уговаривать ее, молить о согласии, но слишком боялся отказа, чтобы решиться.

Аркаша захотел броситься с объятиями, но мысль, что это отпугнет, отпугнула его самого. Он молча стоял в луже краски.

– Да не бойся ты, – сказала Аня, – где ты живешь?

Запинаясь, Аркаша объяснил, как добраться до квартиры. Он передал ключи от входной двери и с ужасом представил, как Аня зайдет и увидит его неряшливость. Увидит немытую с прошлого вечера посуду, засаленную раковину в ванной, грязный ковер в прихожей, не стираные носки под кроватью и прочее… Но как же он мало знал о девушках. А тем более о той единственной, с которой еще в юности решил поделить жизнь.

Аня села в полупустой автобус, проехала мимо железнодорожной станции, рыночной площади, магазинов и аптек. Она уходила все дальше в закутки поселка, где находилось будущее жилье и само будущее. Чей-то пристальный взгляд обжигал – в нее тревожно вглядывалась непримечательная женщина за пятьдесят. Несмотря на навязчивость взора, где-то глубоко внутри Аня ощущала: ей не навредят. Женщина подошла поближе и неуверенно сказала:

– Аня? это ведь ты?

– Да, а вы кто?

– Я Настасья Валерьевна. Твой воспитатель в детском саду.

Аня всмотрелась в изборожденное морщинами лицо. В памяти девушки проглядывалось нечто похожее. Что-то связанное с материнской улыбкой, хотя внешность матери она не помнила. Поначалу Аня хотела осыпать воспитателя наболевшими вопросами, но как задумалась, оказалось спросить особо не о чем. Аня согласилась зайти в гости и тут же поехала домой к старому воспитателю.

Они сидели на кухне, распивали теплый чай из маленьких кружечек и прикусывали печеньем. Изредка поглядывали друг на друга и улыбались. Беседа не вязалась. Настасья Валерьевна включила радиоприемник, и сквозь шипение и помехи доносилась приятная мелодия симфонического оркестра. Ее квартирка напоминала пристанище одинокой бабушки, где пылились старые комоды с книгами, где всюду разбросана пряжа, а в углу на кресле спит толстый кот в полоску. Она по-прежнему работала в том же детском саду, в той же группе и тем же чудным и добродушным воспитателем.

– Она недавно умерла, – прервав молчание, сказала Настасья Валерьевна, – твоя мама. Мы собрали немножко денег, купили надгробие и похоронили на сельском кладбище. Съезди туда, помяни маму.

18

В те дни, когда солнце сияло все меньше, а мрак ночи захватывал больше суточного времени, когда окружение окрашивалось в серые тона, Аня вышла из квартиры с намерением выполнить обязанность. Надо что-то купить, ведь так принято, но денег и на себя не хватало, а ей-то гостинцы зачем? Как помнилось, матери все было безразлично, а теперь и подавно. Аня хлопнула стеклянной дверью цветочного бутика и с горечью отдала деньги.

Аня села в автобус и прикидывала, сколько займет ритуал, чтобы успеть на вечерние пробы. Теперь, когда она жила с Аркашей, свободное время проводила в доме хореографии. Жили небогато. Временами ели скудный куриный бульон, из которого Аня вылавливала куриные ножки, поджаривала на сковороде и подавала на второе с макаронами.

В окне автобуса мелькали затуманенные улицы поселка, которые съедали хлопья валившего снега. Аня плохо представляла, как бы поступила, что бы сказала, окажись мать жива. Мысли девушки блуждали. Она пыталась понять, какие чувства сохранились, и немного разобралась, но с каждым шагом все меньше хотелось пробираться глубже в воспоминания. «Пусто. Как же пусто внутри при слове мама!» – думала Аня.

Городской пейзаж скрылся. Автобус проходил по загадочной лесной чаще, где временами вдоль дороги появлялись одиноко стоящие будки. На одной из таких Аня сошла и направилась по узкой тропинке вглубь леса. Она дошла до широкой поляны, огражденной высоким вороненым забором, из щелей которого виднелись величавые монументы, обыкновенные христианские кресты и побеленная часовня. За оградой она справилась у могильщика о похороненной женщине с фамилией «Бумажкина». Старый и седой мужик в засаленном пуховике указал сторону и спросил денег на водку.

Аня отыскала место и всмотрелась в нищенский деревянный крест, воткнутый в кучку земли. Нет ни ограды, ни скамейки. Девушка кинула две красные гвоздики на место захоронения. Она порывисто дышала и переполнялась злобой. Цветы ярко выделялись с землистой грязью и свежим снегом, будто пятна алой крови. Аня с разбегу пнула могилу и что было духу крикнула: «Ненавижу